они не покупали Кью самые модные джинсы и туфли. Нет, они вряд ли смогут в ближайшее время наскрести на новый кроссовер. Но семья достаточно комфортно жила на зарплату Роуз, чтобы дать Эмме все, что ей было нужно, и многое из того, чего ей просто хотелось. Проблема была в том, что Эмма Кью во всем хотела подражать своей богатой лучшей подруге: уроки верховой езды, возможно, когда-нибудь и собственная лошадь, крутые летние лагеря. Но спорадическое преподавание Гарета приносило очень мало денег, а зарплаты в университете (даже на медфаке) не поспевали за уровнем инфляции.
Кроме того, они с мужем не хотели, чтобы Кью выросла с ощущением, будто все ей что-то должны. В таком городе, как Кристал, эти необоснованные притязания можно было наблюдать у слишком многих детей. Супруги мечтали, чтобы их дочь добивалась успеха своими силами, а не благодаря социальному статусу. Чтобы полагалась на упорный труд, а не на «хорошую наследственность», как у Зелларов, или на трастовый фонд, как у Бека. Потому что успех никогда не приходит ни с чего. Где бы ты ни вырос, как бы тебя ни воспитывали, это еще не гарантия успеха. Мысль о том, что Кью скатится в покинутый ее матерью мир, вызывала у Роуз дрожь. Женщину медленно убивала вечная тревожность, как и многих представителей низшей прослойки среднего класса.
Неудивительно, что Роуз хотела, чтобы Кью попробовала поступить в Кристальскую академию. Ведь эта спецшкола призвана была оценивать учащихся не по их материальному положению и социальному статусу, а исключительно по способностям и уму. Если бы в детстве Роуз поступила в такую школу, ей не пришлось бы столько лет провести в беспросветных страданиях. Так что теперь, когда появилась Кристальская академия, она не могла остаться в стороне и ко всем требованиям приема относилась с предельной серьезностью.
Она поднялась на небольшой холм и по инерции съехала по противоположному склону к западному берегу водохранилища «Серебряное озеро» (восемьдесят гектаров водной глади, по которым, будто трогая струны цитры, пробегали рябь от бриза и солнечные блики). Роуз объехала вокруг овального пруда, разогналась до тридцати километров в час, потом до сорока. Она крутила и крутила педали, пока выброс эндорфинов не запустил более позитивные мысли.
Убрав велосипед, Роуз прошла к главному кругу для лошадей, чтобы посмотреть окончание занятия. Пять лошадей (ехали на них одни девочки) выстроились в ряд и двигались по серпантину, играя в «Красный свет / зеленый свет». Джанелль Лиман, их любимый инструктор, велела всем выстроиться в ряд на одном конце ипподрома и начала еще один вариант игры «СТОП и ИДИ», выкрикивая замечания, если кто-то отклонялся в сторону или слишком быстро тянул за узду. Через пять минут всадницы стали отрабатывать движения по отдельности. Ближе всего к Роуз оказалась Эмма Зи.
Дочь Саманты попыталась сделать восьмерку вокруг одного из препятствий, но ее лошадь сопротивлялась.
Тут подъехала Эмма Кью, не обращая внимания на мать. Она доехала до дальнего угла и выполнила изящный поворот вдоль ограды.
Чей-то голос спросил:
– Ваша?
В полутора метрах от Роуз возле ограды стоял мужчина в зеркальных очках-авиаторах на остром, узком носу. Рукава темно-синей тенниски плотно обтягивали его накачанные бицепсы. Роуз уже видела его здесь пару раз, но не была с ним знакома. Папа одной из девочек.
– Да. Эмма Кью, – сказала она, кивая в сторону дочери. – А которая ваша?
– Кейтлин, в фиолетовой куртке.
Роуз нашла взглядом его дочь, пытавшуюся заставить лошадь обойти вокруг препятствия.
– Давно Эмма Кью ходит на верховую езду?
– Не знаю, сегодня, кажется, десятое или одиннадцатое занятие.
Мужчина от удивления дернул головой назад.
– Вы серьезно?
– Может быть, двенадцатое.
Собеседник опустил очки.
– Я думал, что она тренируется уже несколько лет, а я кое-что в этом понимаю: наша старшая дочь участвует в университетской команде по конкуру в Корнелле. Ваша девочка очень способная!
– Правда?
– Прирожденная наездница. Вы разве не видите?
Они оба посмотрели на Кью, которая направила лошадь по новой восьмерке. Кью более естественно держалась в седле, чем другие девочки на ипподроме. Казалось, она и здоровенное животное под ней составляли единое целое.
– Я никогда не садилась на коня, – призналась Роуз. – Я в этом совсем не разбираюсь.
– Ну, – сказал мужчина заговорщицким тоном, подходя чуть ближе. – Посмотрите на ее крестец. Как прямо она его держит, можно было бы линейку приставить. Ваша дочь это делает инстинктивно. Обычно этому учатся несколько месяцев, потому что страх вызывает у детей желание скрючиться, прижаться к лошади. Так они себя чувствуют в безопасности. А как она сидит, когда лошадь идет рысью? Посмотрите для сравнения на мою бедную малышку Кейтлин.
Он указал еще на несколько различий в движениях девочек, объяснил некоторые термины и фразы, и вскоре Роуз тоже увидела разницу. Эмма Зи – на лице выражение отчаяния, в глазах слезы: у нее никак не получалось заставить лошадь выполнять простейшие команды. Кейтлин, милая и открытая, смеялась над своими ошибками и пыталась снова. И совсем другое дело Кью: она прямо и уверенно держалась в седле, животное отвечало на легкое натяжение узды или едва заметные движения коленей и бедер.
Роуз каталась на велосипеде, а не на лошади, и не смогла бы отличить рысь от легкого галопа. Но наблюдения этого мужчины зажгли в ней родительское ликование и почти стерли в памяти ужасные слова Кью в машине. Потому что, хотя Кью читала запоем, но во всем остальном лучшей всегда была Эмма Зи: и в школе, и на балете, и на занятиях скрипкой. Но, как оказалось, не на ипподроме.
22. Эмма Зи
Было в Роуз что-то крайне раздражающее. Она считала себя расслабленной мамой, но на самом деле она была все время на стреме и следила за каждым движением Кью.
Например, когда они выбирали еду в кафе. Зи сразу решила, что заказать. Сегодня, например, у Зи было настроение поесть японской лапши, так что, когда Роуз повезла их домой после верховой езды и сказала, где они сегодня остановятся пообедать, Зи тут же точно определилась, что будет есть. Она почти чувствовала вкус хрустящих побегов, кусочков морковки и грибов шиитаке, толстых ниток лапши в соевом соусе и то, как они будут тягуче скользить между губ, когда она будет их всасывать в рот.
– Что ты закажешь, Зи? – спросила Эмма Кью. Наверное, уже в третий раз.
– Японскую лапшу, – ответила Эмма Зи.
– Хм, – ответила Кью с обеспокоенным видом.
Зи склонила голову набок.
– А ты? Ты что закажешь?
Глаза Кью округлились.
– Еще не знаю. Как думаешь, мне понравится эта японская лапша?
– Не узнаешь, пока не попробуешь, – жизнерадостно сказала Зи. Ее папа всегда так говорил.
– Может, мне лучше взять просто макароны с маслом…
Зи вздохнула.
– Конечно, ты можешь их взять. Но ведь ты их и так каждый