браво.)
Мичман кровожадно облизнулся. Никакие желтушные недокрылья не сравнятся с человеческими хваталками по лепке песочных куличиков. Ну и насчет того, что нельзя использовать магию для закрепления своей — и подмывания чужой— башни в правилах сказано не было.
– Fähnrich, vorwärts![12]
(Взрыв стартовой хлопушки.)
Оранжевый песок мандариново пах победой и заодно — Новым годом.
[1] «Дай жару» (Ария).
[2]Домен Эукариоты, класс Земноводные, семейство Узкороты, вид Лягушка-помидор(лат.).
[3] «Охота на волков» (В. Высоцкий).
[4]Домен Эукариоты, класс Земноводные, семейство Жабы (лат.).
[5] «Ели мясо мужики» (Король и шут).
[6] «Владивосток 2000» (Мумий Тролль).
[7] «Пошло всё в жопу, сяду на коня» (Пневмослон).
[8]Домен Эукариоты, класс Млекопитающие, семейство Ушастые тюлени, вид Морской котик (лат.).
[9] «Сволочи» (Лигалайз).
[10] Очень хорошо (нем.).
[11] Иди в жопу (фр.)
[12] Прапорщик, вперед! (нем.)
Глава 25 Здравствуй, варбос, Новый год!
Западная граница Девятиземелья почти ничем не отличалась от южной или северной. Всё те же заснеженные леса и болота, короткий зимний день и суровый климат. Только редкие портальные башни вдоль невидимой полосы в тайге отмечали другую границу: здесь кончалась магия и начиналась безмагия.
Портальная башня Лисье находилась на краю небольшого острова посреди занесенной снегом реки. Башня как башня, много таких было раскидано по материку. В три этажа высотой, с узкой винтовой лестницей — как обычный маяк со стеклянным верхним этажом. Шпиль венчал флаг княжества, в данный момент с нечитаемым узором по той простой причине, что снежная буря замотала и приморозила его к флагштоку. Смотритель башни не спешил восстанавливать «его гордость»: шла новая буря.
Но если вы никогда не бывали на границе дикого княжества, то сейчас вас занимали бы не флаг и зимние красоты сурового края, а двор. Точнее, снежные скульптуры на нём. Нет, не снеговики, не снежные бабы или драконы. А... Детки, отвернитесь! А гордо взметнувшиеся символы мужского достоинства, то есть гордости, то есть мужества... В общем, того самого, отчего смущенно хихикают юные девицы.
Эти символы высотой от полутора до трех метров, слепленные из снега и укрепленные водой, льдисто поблескивали в оранжевых лучах заходящего солнца. Самую высокую башню венчал... снежок. Обычный такой снежок — шарик из снега.
Наиль посмотрел на них из окна и отвернулся — уши горели.
— Штурман, почему вы меня не остановили?.. Не разбудили?.. Вилли...
Штурман, развалившийся в кресле возле камина с довольным лицом человека, чудом спасшегося из безнадежной ситуации и не потерявшего уже оплакиваемую им вторую нижнюю конечность, пошевелил пальцами на этой самой конечности и пыхнул дымом из трубки. Пыхнул и дипломатично промолчал. Именно магический откат от попытки разбудить юного пьяного мага и привел к таким последствиям. Тот проснулся, но не до конца, а бурная фантазия и естественные реакции подрастающего организма...
Штурман промолчал. Ему было, что сказать, подбодрить пацана, рассказать, как они чуть не замерзли насмерть в пути, о том, каксмело отбились от стаи волков, как началась снежная буря и как вовремя пришла помощь от пограничной заставы. Кстати, состоящей сплошь из веселых рыжих девушек-амазонок. А их командир был мужчиной с выдающимися моржовыми усами.
Мог бы рассказать, но промолчал. Нужно было навсегда отбить желание у юного мага употреблять спиртное, а значит, пусть еще помучается. Бой пьянству!Ему полезно, живее будет.
Дверь в комнату приоткрылась, и в проеме замаячила веселая мордашка амазонки:
– Ребята, пойдемте за стол. Новый год всё-таки.
Глава 26
Дома. Олег
Ноги сами несли его по привычному маршруту. Маршруту бешеной собаки, когда ей семь вёрст не крюк. То есть прежде, чем ехать домой, поехать в другую сторону, выйти на уже не чужой остановке, зайти в один знакомый подъезд, подняться на пролет выше нужного этажа, занять привычное место у окна и проторчать там полчаса, час, два — пока глупое сердце не поймет, что нет, не вернулся Наиль домой. Сегодня нет... Всё еще нет. Третий месяц нет... Примелькался курящим соседям и пенсионеркам. Когда на улице было тепло, занимал пост в песочнице и печально сверлил взглядом темное окно на третьем этаже, скрипел качелями. Молодые мамаши уже привычно оставляли под его присмотром малышей на прогулке, случись им надобность сбегать в ближайший магазин за хлебом.
Но сегодня у Олега появился законный повод попасть внутрь квартиры. Его квартиры. Наиля. Ильки. Когда он был здесь в последний раз, Наиль открыл дверь — такой растрепанный, немножко лохматый, чуть-чуть сердитый, с голым торсом, запыхавшийся и возбужденный от танца. О, это шикарное воспоминание до сих будоражило кровь и согревало в минуты отчаяния. Сколько бумаги он извёл на эскизы и рисунки! Жаль, что это было только раз, а сама голая натура исчезла и не появлялась, мучая долгим ожиданием единственного фаната, то есть его, Олега.
Длинными прыжками Олег взлетел по ступенькам на нужный этаж и требовательно нажал на кнопку звонка. Дверь открыли очень быстро и, с обманутой надеждой, отступили назад. Здесь тоже ждали звонка. Звонка от пропавшего сына, а не пойми кого на пороге.
Олег затараторил:
– Здрасте! Я одноклассник. За спортивкой. Мне поручили, и вот я пришел забрать. Потому что столько пропусков, а там мальчику надо...
– Проходи, раздевайся. – Мать Наиля не стала переспрашивать и пригласила его в дом. – Раздевайся, мой руки и чай пошли...
– Я на минуточку, только забрать, – смутился Олег.
– Никаких минуточек. Никаких «только». В этом доме есть правила... – Она указала рукой на табличку «Правила этого дома» и ушла на кухню. «Открытое — закрыть. Грязное — помыть. Голодного — накормить. Грустного — обнять». Хорошие правила, хороший дом.
Олег выдохнул, охотно скинул верхнюю одежду, вымыл руки. И делая всё это, жадно оглядывался по сторонам. Вот в это зеркало Илька смотрелся, вот здесь тоже мыл руки. Вот здесь...
Он заглянул на кухню:
– А спортивная форма волейбольной команды?
– Сумка в комнате. Сейчас принесу.
– Я сам, – вырвалось у Олега поспешное и он смутился. – Можно?
– Можно, – грустно вздохнула мать Наиля.
Сумка нашлась сразу же, но Олег не торопился. Огляделся, понюхал воздух. Тот ничем не пах, но ведь это была комната Наиля. Здесь он спал, читал, делал уроки, мечтал.
Комната как комната — кровать, стол, стул, шкаф. От обычной комнаты обычного подростка эту
