торчал в этом месте. Он был величайший ботан на свете!
– Судя по всему, он был чудной, но в прикольном смысле, – сказала она.
Я рассмеялся сквозь слёзы.
– И это тоже. И он умел найти подход к любому, прикинь? Все его любили. Мне так его не хватает! – Было здорово наконец-то сказать об этом вслух кому-то, кроме Кай. И тут я понял, как сильно мне хотелось поговорить о Джейми, несмотря на то что я вечно не находил времени и слов, или, наверное, попросту боялся. – Когда он узнал про ци и про то, что с ним не нужно зависеть от кирта, он был в полном восторге. Он был такой скупердяй… я и сам, если честно, такой же…
– Вы, ребята, – воплощённые стереотипы об азиатах, – рассмеялась Намита. – Но я тоже редкостная скряга!
Я снова засмеялся, смахивая слёзы. На душе у меня полегчало. Так вот что значит иметь друга, которому можно довериться? С которым можно разделить свои тяготы?
Я хотел сказать ещё что-то, когда Кай завопила:
– Я знаю!
Мы с Намитой так и подскочили.
Кай исступлённо нарезала круги.
– У меня есть одна мысль! – воскликнула она, её маленькие плавники мельтешили так быстро, что превратились в оранжевые сполохи. – Джейми может быть твоим мостом! Твоим связующим звеном!
– Не въезжаю.
– О’кей. Самосознание очень сложная вещь, правда? Особенно если ты иммигрант или потомок иммигрантов.
– Можешь мне не рассказывать, – сказала Намита. – У меня жуткая сумятица в голове из-за Джайпура, я сама толком не понимаю все свои чувства, кроме того, что очень-очень хочу когда-нибудь туда попасть. В общем, это причина, по которой я провожу своё лето здесь, вместо того чтобы зависать дома с друзьями. Мне всегда хотелось знать побольше о жизни моих предков. Это как найти кусочек громадного пазла, который составляет «Невероятную и полную чудес жизнь Намиты Сингх».
– А я никогда не испытывал такой тяги к Китаю. Я даже не знаю, из какой части Китай мои предки, – промямлил я. Мне стыдно было смотреть Намите в глаза. Она наверняка считает меня самым невежественным мальчишкой в мире.
– Верно, – заметила Кай. – Но самосознание – это больше, чем интерес к какому-то месту.
– Разве?
– Конечно, Тео. – На этот раз её голос прозвучал мягко. – Это связь с теми, кто сформировал твою личность. С твоей семьёй. С Джейми. Эти люди сделали тебя тем, кто ты есть. Не вполне китайцем и не вполне американцем, принадлежащим обоим мирам. Вот и сосредоточься на воспоминаниях о Джейми. Память поможет тебе выстроить мостик, который свяжет тебя с твоими корнями.
У меня было такое чувство, как будто грудь сдавила гигантская рука и сжала. В словах Кай была своя правда, но…
– Не знаю, – сказал я, снова силясь сдержать слёзы.
– Что такое? – спросила Намита.
– Думать о Джейми – это как расковыривать незажившую рану. – Меня убивало, что мой голос звучал так тихо и жалобно. – Только вспомню его лицо или его голос, и просто… – Сдерживаемые рыдания заглушили мой голос.
К моему удивлению, Кай подплыла к моей груди и обняла крохотными плавниками.
– Знаю, – прошептала она, в её глазах тоже блестели слёзы. – Я чувствую то же самое.
Тогда Намита взяла меня за руку:
– Мне очень жаль, Тео.
Я в замешательстве смотрел на её руку, державшую мою. Намита точно была самым тактильным человеком среди всех моих знакомых. В моей семье «телячьи нежности» были не в ходу. Я не мог вспомнить, когда меня обнимали в последний раз. Мама дотрагивалась до меня, когда драла за уши. Я привык повторять себе, что это нормально, что можно прекрасно обойтись без обнимашек, но это прикосновение было мне приятно. Тепло руки Намиты на моей руке, а вдобавок плавники Кай у меня на груди – это было как якорь, надёжный и утешающий.
– Я постараюсь, – сказал я. – Но… э… не могли бы вы…
– Я буду рядом, – заверила Намита.
– И я тоже, – сказала Кай.
Мы улыбнулись друг другу. Потом я закрыл глаза, поднял руки ладонями вверх и опустил голову.
Ничего не получится. Я знал. Использовать память о Джейми в качестве связующей нити представлялось мне притянутым за уши, но одновременно слова Кай отзывались во мне. Особенно о том, что Джейми был большой частью моего самосознания. Потому что она была права. Он всегда был рядом, иногда как настырный старший брат, иногда как ролевая модель. За обедом мы непременно устраивали сражение на палочках за последний кусочек чашао[69]. Того самого чашао, который не один час готовил баба по рецепту, унаследованному им от най-най, которая получила его от своей най-най.
Джейми. Для меня он был больше чем брат. Он был нитью, связывавшей меня с моими культурными корнями. Глаза мои наполнились слезами, а ладони вскипели теплом.
– Тео! – воскликнула Намита.
Я открыл глаза, и у меня отвисла челюсть. Воздух над моими ладонями дрожал, как будто проходивший через него свет искривлялся, преломлялся и рассыпался всполохами и искрами.
– Получилось! – сказала Кай.
– Прочитай заклинание! – сказала Намита.
– Э… – я взмахнул руками. – Я не могу вспомнить!
Кай отчаянно поплыла в сторону, а Намита отскочила от моих рук, продолжавших рассыпать искры.
– Какое угодно! – сказала Кай.
Я подумал о заклинаниях, которые прочитал в календаре, и произнёс первое, что пришло на ум. Что-то про «колесо починяй». Но я, должно быть, перековеркал слова, потому что вместо колеса у меня с ладоней соскочил внезапный разряд ослепительного света. Он полетел в небо и погас в темноте. Мы несколько мгновений смотрели на пустое небо, а затем Кай и Намита с визгом кинулись меня обнимать.
– У тебя получилось! – воскликнула Намита.
– Я всегда знала, что ты не так прост! – сказала Кай.
Я прерывисто рассмеялся, недоверчиво уставившись на собственные ладони. А потом посмотрел на них:
– О’кей, а теперь мне надо выучить такие заклинания, с помощью которых можно безопасно освободить Пэна.
Мы обязательно это сделаем. Мы выполним задачу, ради которой Джейми послал нас сюда.
25. Кай
Остаток ночи мы провели, помогая Тео отрабатывать заклинания из календаря на духе из винного калебаса Дэнни. Я воспользовалась своими способностями, чтобы немного поболтать с духом из фляги, и заключила, что это был мелкий, но весьма сварливый дух комара. Он был не рад оказаться в роли подопытной крысы, но уступил, когда я сказала ему, что иначе из винного калебаса ему не выбраться. После двух часов бесплодных попыток Тео наконец сумел прочитать «Спой покой и укорот для разъярённого
