просто надевается разная оболочка: то покрывало с гномами и эльфами, то звёзды и бластеры, то весёлый ситчик из эмблем НКВД вперемешку с рунами.
Всюду, как говорил, кажется, Сеченов, мы в итоге наблюдаем одно и тоже мышечное движение.
Но есть ещё тип литературной сказки, столь просто ассоциирующейся с Гофманом-Гауфом (да мало ли таких авторов), который мне лично больше по душе. Так писал Александр Шаров (да и Владимир), так сделано «Шальмугровое яблоко» Льва Успенского, это есть в романах Владимира Орлова — ну и не так, в общем-то, мало книг.
При этом жизнь домовых, уже перестаёт быть прерогативой чисто детской литературы. Сказка, построенная не на универсалиях масскульта (вампирах и оборотнях), привечает тех существ, которые раньше не казались героями. Возникает новая мифология — дело в том, что городской человек в России очень часто становился городским из простого желания выжить. Начался голод в крутое довоенное время — побежал народ из деревни. Надоело работать за трудодни-палочки — вербовкой, по армейской разнарядке на стройке, любыми силами, уехали в город. Укрупнил Хрущёв деревни, залили древние поселения искусственным морем гидростанции — опять пошёл народ в город.
Поэтому люди и притащили в города мифологические конструкции родных деревень и сёл.
И забулькало странное варево, удивительная каша, что с одной стороны, пахнет сеном, а с другой — бензином.
Литературе, и в частности, фантастике, предстоит ещё долго разбираться с этим явлением.
А пока бастионная сотня говорила о Викторианской России — той России, что была при третьем Александре и, казалось, процветала. В общем, та Россия, которую мы… Ну, понятно.
04.05.2016
Роскон (о главном конвенте)
Об одном знаменитом дипломате рассказывают, что у него был свой опыт обращения с молодыми коллегами, имевшими обыкновение входить к нему в кабинет со слишком уж важным видом. Когда кто-либо из них направлялся к выходу, великий человек говорил: «Помните правило номер шесть». На это неизменно следовал ответ: «Да, сэр. Непременно, сэр». В дверях молодой сотрудник останавливался и спрашивал: «Простите, сэр. В чем заключается правило номер шесть?»
Дальнейшая беседа протекала таким образом:
— Правило номер шесть гласит: не принимайте себя чересчур всерьез.
— Да, сэр. Благодарю вас, сэр. А каковы остальные правила?
— Остальных нет.
Сирилл Норкотт Паркинсон. «Законы Паркинсона».
Я был на первом «Росконе».
Уже тогда я думал, что естественный формат для воспоминаний о нём — это формат художественного текста.
Это должен был быть роман, причём детективный или мистический. Там на Конвент фантастов съезжались бы разные люди, и одного находили бы поутру без признаков жизни. Либо в собственном номере, либо в костюме имперского штурмовика в зале (во втором случае, его находили бы, по завету Гамлета, по запаху — у входа на галерею).
Замкнутое пространство, пансионат в лесах, издатель с криминальным прошлым, прекрасная переводчица, грохот скелетов в гостиничных шкафах, воспоминания о былых Конвентах, на которых мы «ух, как зажигали — молодёжи не понять, у них только виртуальность на уме», ну и стареющий писатель по кличке Мерин или Мерин Сью, обо всём этом рассказывающий.
В этом сюжете было бы много разговоров и сути литературы, о том, как эволюционировала фантастика, о криминальном мире и мире политики, откуда и куда сновали бы в своих воспоминаниях герои, но и, разумеется, мистика — ревел бы за окном неизвестный снегоход, отель «У погибшего фантаста» оказывался бы населён не то призраками, не то пришельцами — но этого должно было быть совсем немного вроде перца в супе. Ведь этот роман можно написать про любителей авторской песни (правда, нужно перенести место действия на слёт и заменить привидения на стукачей), или про состарившихся комсомольцев (инопланетяне будут жертвами рейдеров, пришедшими за своим из прошлого), в меру дряхлых учёных (они все должны быть в меру дряхлыми, чтобы автор не потерял любовную линию).
Ну, и обязательно — открытый финал, никого не жалко, никого — ни фантаста, ни меня, ни его.
Действительность скучнее.
Первый визит на «Роскон» приключился у меня именно на первый «Роскон», и было это в 2001 году, зимой. Само мероприятие гордо называлось первым Конвентом фантастов в третьем тысячелетии. Причём с равным правом — и московским, и российским и международным.
Читательское поле оставалось единым, границы были проведены меньше чем десятилетие назад, позвали и поляка. Поляк был немолод, мил и изображал лесного вепря, что очень нравилось девушкам.
Показывали кино — какие-то уникальные короткометражки — одну даже по Пелевину. Ни о каких больших экранизациях Пелевина ещё не было слышно.
Вообще, писатели тогда не с таким благоговением относились к экранизациям — девяностые годы — сложное время, но тогда фантастика вырвалась на свободу. Тиражи казались огромными, и писатели ещё не оголодали. Народные массы и сетевая литература ещё не начали наступать на пятки традиционной издательской системе. Про пиратство говорили не так много.
Один писатель на официальной части прочёл доклад «Союз нерушимый фантастов свободных». Там речь была о Союзе писателей-фантастов. Вернее, о профсоюзе.
Это, кстати, очень интересная тема: я разговоры о союзе слышал тогда часто, и это был род мечты, жар-птицы, которую — раз! — и ухватишь рукой. Потому что говорили на самом деле не о Союзе писателей, а о профсоюзе писателей. О том месте, где выдают путёвку в Коктебель и снаряжают делегацию в Италию. Где оплачивают и кормят, потому что чувствовалось, что скоро кормить не будут.
Но чувствовали это тогда не все.
Начиналось то, что потом называли «путинское просперити», да и кто из фантастов был хорошим предсказателем?
В общем, в будущем хотелось прошлого.
А тогда фантасты были организованы лучше всех. Оргкомитеты нескольких Конвентов общаются друг с другом, одни и те же люди считают привычными для себя Харьков и Петербург, Москву и Томск. Связи налажены, налажена сетевая поддержка. Гигабайты художественных текстов на русском языке и их сетевых обсуждений постоянно путешествуют по пространству России и её соседей. Количество сайтов в Интернете, прямо или косвенно связанных с фантастикой, было куда больше, чем сайтов, связанных с другими популярными жанрами.
Но я был скептик, а скептики бывают посрамлены, как говорил один галерист. «Скептики будут посрамлены», — говорил он про какую-то свою организаторскую деятельность, и уж не знаю, чем кончилось дело с его скептиками, может, они, наоборот, посрамили кого, но верно другое — все эти писательские союзы у фантастов возникали потом регулярно.
Мне, правда, казалось, что эта идея паразитировала на
