и Оле стояли. Попытались с места двинуться. Это было трудно — ноги и тело дрожали, не слушались.
Серые губы инвалида открылись.
Выполз шёпот хриплый из губ его:
— Ма… ша… не гори…
Олень серебристо-серый, с рогами ветвистыми, нёсся тяжело по снегу, наст пластовой круша. Хррато и Плабюх на конях своих вороных, усталости не знающих, преследовали его. Плабюх стала слева обходить оленя, на брата его выгоняя:
— Айя-а!!
Метнулся вправо олень.
Натянул Хррато тетиву живородящую.
— Ромм!
Стрела со свистом оленю в бок впилась. И словно силы ему добавила: кинулся он что есть мочи напрямки, ломанулся через кустарник, снег с рябинок, багульника да волчьего лыка на себя осыпая.
Всадники леопардовые на конях вороных за ним метнулись.
— След всё занёс, занёс след… — Аля ходила между стволов пихтовых, ища вчерашние следы, по которым шли. — Нет, нет!
Она руками всплеснула.
— Нет!
— Ад ноупле… нет хрипонь. — Согревшийся немного от движений собственных Оле ходил, прихрамывая, рядом с сестрой.
Вокруг блестел равнодушно снег.
— Надобно найти. — Инвалид сидел возле головешек, за ночь обледеневших.
Он мял руками культи ног своих, спрятанные в укороченные, кожей подшитые ватные штанины, приводя их в чувство. Борода его заиндевелая тряслась.
— Нет след! Нет след! — сокрушённо головой Аля качала. — Как идёт? Куда? Как мы доходи?!
— Замело ад ноупле вовгрэ… — Оле бормотал. — Никаких… ничего мормораш…
Бормотал инвалид:
— Плохо… следов нет…
Обхватил себя за плечи:
— Бьёт меня… орбоб… озноб… не дотащите вы меня… не смогу я…
— Куд идте? — Аля ходила по снегу, по сторонам оглядываясь.
Лес красивый, равнодушный стоял вокруг.
— Ад ноупле… ад ноупле…
Оле к дереву подошёл, стал мочиться. Закончив, к сестре вернулся:
— Есть хочу.
— Нет есть! — сестра вскрикнула. — Нет дороге! Нет тепло!
— Тепло… холод… бьёт с ночи… колотит… — старик бормотал.
— Ад ноупле идти вовгрэ надо.
— Куд? Куд??
Заплакала Аля, бессильно на колени в снег упала.
— Без меня… идите… я тяжёлый… руки трясутся с ночи… — старик бормотал. — Смерть рядом… снежок-то… дружок-то… снег снегу глаз не выклюет…
И рассмеялся, трясясь.
— Куд? Куд?? — Аля плакала.
— Поездов не слыхать ад ноупле хрипонь…
Брат присел рядом с сестрой, обнял её.
— Снег снегу глаз не выклюет… погоди… глаз… глаз…
Он вспомнил что-то важное и поднял руку трясущуюся:
— Глаз! Говорый… розовый! Розовый глаз!
Аля плакала, Оле обнимал её.
Инвалид зашевелился:
— Слушайте! Помощь! Великая! Надобно просить… надобно подносить… подарок… мокровище… сокровище… дар!
Оле глянул на старика:
— Ад ноупле отморозило морморош мозги ему…
— Слушать! Сюда!! — выкрикнул старик изо всей мочи.
Аля и Оле уставились на него.
— Хотите плыть… выть… то есть жить?! Жить?!
Близнецы молчали.
— Вам помогут, — произнёс старик грозно и серьёзно.
И понял вверх палец.
— Мне так он помог. И вам поможет. И нам поможет!
Близнецы смотрели на этого странного грузного старика с заиндевевшей бородой и золотым разбитым пенсне на большом синем носу. Солнце блестело в единственном треснутом стёклышке этого пенсне.
— Надо делать, чтобы по-мо-гли!! — закричал старик протяжно.
Эхо от его голоса наполнило утренний зимний лес.
— Иди сюда! — приказал он Оле, махнув рукой властно.
Тот подошёл к старику.
— У тебя есть с собой что-то боровое… что-то дорогое?
— Ад ноупле нет денег.
— Что-нибудь? Ну, пошарь в карманах!
Оле послушно в карманах пошарил, умницу достал.
— Ад ноупле, сдохла.
— Сдохла? Это не дорогое! Это не дар! Что ещё есть? А у тебя что есть?
Аля подошла, слёзы вытирая:
— Ничег.
— Ничег! И у меня ничег! Нет! Врёшь! Чег! Чег!!
Он снял пенсне со своего носа.
— Золото!
И помахал пенсне победно:
— Есть дар!
Близнецы смотрели на него как на сумасшедшего.
— Теперь надо круг, круг сделать… нет, погоди! Равное… славное… главное забыл: кровь! Кровь белой вороны! У нас же её нет! Тогда была! А сейчас — нет! Не-е-е-ет!!
Старик закричал со злой обидой, махая пенсне.
— Кровь белой вороны! Кровь белой вороны… ммм… — застонал он и с горечью бородой затряс. — Кровь белой вороны… нет… её… ах ты.
— Белый ворона? — спросила Аля и вдруг рассмеялась, слёзы вытирая. — Я — белы ворона!
Старик непонимающе-скорбно на неё глянул.
— Я! Белы ворона! Белы ворона! — Аля расхохоталась и снова рухнула на колени. — О, белы ворона! Белы ворона! Они говорят! Белы ворона, в туалето сходи, умойсь!
— Что… она это? — недовольно старик на Оле глянул.
— Ад ноупле в школе дразнили корборан. Идиоты.
— Белой вороной?
— Да, тормез тристэ. Так и звали Альку ад хрипонь: белая ворона, ад ноупле, иди сюда. Я за неё норморош дрался сливхэ.
— Ты — белая ворона?! — старик вскрикнул.
— Я белы ворона… белы ворона. — Аля смеялась, раскачиваясь. — А-ха-ха! Белы ворона! Забыл я, забыл!
Старик по карманам пошарил, но ничего не нашёл:
— Чёрт… всё порастерял, старый дурак… у вас есть что-то дострое… мострое? Острое?! Нож, булавка? Гвоздь? Иголка? Острое?!
Близнецы зашарили по карманам.
— Ад ноупле нет.
— Нето.
— Нето-нето! — передразнил он Алю и глянул вокруг.
Снял с носа своё пенсне и быстрым движением выломал из него осколок стекла.
— Вблизи и без пенсне вижу!
Сжав осколок стекла в пальцах правой руки, левой из кармана ватника скомканный носовой платок вытащил и Але скомандовал:
— Иди сюда!
Аля подошла.
— Хочешь выжить? Хочешь выйти отсюда?
— Да, хоче. И Оле хоче.
— Тогда делайте, что скажу. И не спорь! Давай руку, Белая Ворона!
Аля руку ему протянула. Он схватил её, повернул к себе ладонью и полоснул по ладони стекла осколком.
— Ай! — Аля вскрикнула.
— Терпи! — старик прикрикнул.
— Ад ноупле… — начал было Оле, но инвалид прикрикнул на него:
— Молчи!
Из пореза на ладони кровь закапала. Инвалид платок подставил и держал его под раной, пока половина платка не окровянилась.
Потом отпустил:
— Перевяжи ей руку чем-нибудь. Только быстро!
Оле снял с шеи замызганный шарф и перевязал сестре руку.
— Теперь, парень, ступай во-он туда, где поляна. И протопчи круг. Во всю коряну, поляну! Только — ровно! Ровный круг! Живо!!
— Как ад ноупле?
— Ногами! Круг! Ровный!! — старик орал, бородой тряся.
— Ну ад ноупле. — Оле нехотя пошёл на поляну, хромая, по снегу ступая.
— А зачемо? Зачемо эт? — морщилась Аля, рану потуже шарфом перетягивая.
— Затем! — сурово инвалид произнёс.
Оле круг на поляне протоптал.
— Отлично! Теперь впиши в него медувольник… нет, треугольник! Равные стороны! Равные!! Токмо равные!!
Как сомнамбула, стал Оле равносторонний треугольник в круге протаптывать.
Протоптал.
— Стой там! А мы с тобой — пошли туда!
Передвигаясь на культях, одной рукой о снег опираясь, а другой пенсне и платок окровавленный бережно на весу держа, старик к кругу двинулся. Аля — за ним. Войдя в
