и Наши воды 1. Люблю смотреть эту бабу красивую, хабалку, про шестьдесят минут.
К а р а с ь. Что-о-о-о?! Ты что? Совсем?
Ё р ш. Придумали себе такой ублюдочный ход — заводить публику собственным хамством. Мерзость же.
К а р а с ь. Ты что? Офонарел?
Ё р ш. И Вечернего мудозвона люблю смотреть.
О к у н ь. Что ты сказал? Что?!
Ё р ш. Это я юмористически.
К а р а с ь. А мы по-серьезному. Нам смеяться некогда.
На стене звонит телефон, Карась берет трубку и перед кем-то отчитывается.
О к у н ь. (наклоняется к Ершу, шепотом. Звук через динамики.). Вытащат тебя, не бзди, ментура.
К а р а с ь. (Окуню). Выйди.
О к у н ь. (выходит, уже у кулис оборачивается и говорит в зал.)
Совести у вас, ну вот, на медный пятак нету, уроды. Жалко мне вас. Ой, как жалко!
уходит
К а р а с ь. (кричит.) Кнут об тебе давно кричит горькими слезами. Когда за ум возьмешься, гадина? Где шесть миллиардов икринок?
Ё р ш. Не знаю я!!
К а р а с ь. Время тянете, да-с? "Улита едет, да когда-то она будет"...
Не-е-е-т. Ноне быстро ездят. Запрягают еще быстрее. Выездные тройки за пять минут всё решают. Фронтовое время нонче.
Неча пузыри безмятежно пускать. Бегом-кругом-отставить.
Рассусоливать, мой яхонтовый, не дают. Совсем даже.
Чики-чики, пожалте бриться. Под Котовского.
Молчим. Молчанье у нас что? правильно — золото. Так? Да только самоварное.
А мы сейчас вот какую материю заведем: много ли вам Ёрш Ершович обещали за всю эту механику?
Ё р ш. Я. Ничего. Не. Знаю. Говорил же.
К а р а с ь. Ай, да и песня! Напел мне Рабинович этого Шаляпина. Значит ты идейный, да? Так-так... Грешный да неверующий. Ты мне мозги не канифоль. Ты лучше признайся. А я тебе за это монастырь выхлопочу. От соблазнов спасешься. Будешь в покаянии, умилении, кротким послушником. Старцев почитать, игумену подчиняться.
Ах, петь на клиросе, стоять у мощей, какая радость, какой покой! Пострижешься в иеромонахи.
Будешь проскомидии совершать. Великое ж утешение, великое. Подъем духовный, радость внутреннего совершенства. Достигнешь всех добродетелей.
Да что там говорить! Что?! Мечтать только можно. В чистоте, смирении и любви. А со временем и игуменом, а то и архимандритом, глядишь и станешь в просветлении Ваше преподобие. Я к тебе на исповедь приду.
Ё р ш. А может быть ты и помилуешь? Сейчас? Меня?
К а р а с ь. Час от часу не легче. Юродствуешь? Где это ты слыхал, чтоб прокурор миловал? а мздоимец и вор помилование получал? В каком-таком царстве-государстве? во внешних водах?
Разве для этого мы под одной пресной водой живем, чтоб в помилование играть? А? Что за прибаутки?
Ё р ш. Ну, примеры-то бывали. В министерстве обороны. Жену у министра. Она теперь картины рисует и стихи пишет. В Академию художеств приняли.
К а р а с ь. Ты не жена министра. И картины не рисуешь. Тебе потрафлять прокурору надобно, потрафлять. Ан тоски и убавится. И помни: всякой рыбе своё житье: язю — язьвиное, карасю — карасиное. Жене министра — министерское. Помни, не забывай. И снисхождение, да, тоже возможно. Ершу — ершовое.
Ё р ш. Что ж я тут?
К а р а с ь. Тебе же Голавль объявил — что ж ты тут. Что ты ракушкой неумной притворяешься?
Ё р ш. Если и виноват, то только в легкомыслии и глупости.
К а р а с ь. Это как же? а? Э-э-э. Эти песни мы слышали. Знакомые песни — и мотив и слова. Тебе ж ведомо, что такое аппарат выявления и исправления ошибок. И знаешь же — нет у нас запретных областей, нет деликатных вопросов, которые нельзя затрагивать, нет неприкосновенных истин. Открытость всем вопросам и жесткая, придирчивая проверка. Так и в Уставе.
Е: Ошибки? Это так доносы называются нынче? Поклёп — такое тоже слово есть.
К а р а с ь. Ну, эдак да не так. Я же говорю: проверка.
Ё р ш. Ой, да кто ж не знает, что доносы у нас в чести, и "слово и дело государево" поощряется, а слабая рыбья душа на подлость падка.
Только когда в беду, в горе попадешь, только тогда и вспоминаешь, что тебе должны, а не ты. Но не дождешься, увы. Увы-увы.
К а р а с ь. Заувыкал. Ты знаешь, почему матросы не тонут?
Ё р ш. (вызывающе.) Потому что они матросы.
Карась достает из внутреннего кармана листок бумаги и дает прочитать Ершу. Отбирает листок, вынимает трубку, вопросительно смотрит на Ерша, зажигает спичку и этой бумажкой раскуривает трубку.
К а р а с ь. Еще раз. Решительно. Говорю. Вне зависимости, что и как — приговор будет суровый. Ни апелляция, ни кассация не помогут. Выход один — сотрудничество, чистосердечное. Это учтётся. Даю время подумать.
Карась поднимает руку и указательным пальцем показывает круги. Прикладывает указательный палец к губам.
Ерш понимающе кивает головой. Карась шепчет Ершу на ухо, звук идет из динамиков.
К а р а с ь. Нет между нами сплошной двойной. Понимай, принимай и осознавай. На суде скажи: умопомрачение ума. Эпилепсия. Не помню, что и говорил на следствии.
громко
Ну, как ты там?
Ё р ш. Да-да. Задумался несколько, простите. Неразумен, надо признаться, тугодум, мало получал в детстве розг.
К а р а с ь. О чем же задумался? О раскаянии?
Ё р ш. О Правде.
К а р а с ь. О правде он думает. Ты еще о справедливости подумай, думалка хренова. Расскажи уж. Так и быть. Послушаю.
Ё р ш. Такая притча есть. Не то, чтобы не притча, сказывают, и не сказка, а именно истиное.
Мне один подозреваемый рассказывал. Еще на Байкале. Он за то привлекался, что трубу большую планировал проложить и воду китайцам гнать...
К а р а с ь. (прерывает.) Это сейчас несущественно. Что ты меня убалтываешь?
Ё р ш. Да
