своей внутренней жизни.
– Она мне обещала, пап.
Бек в задумчивости глядел на свой телефон. Если Чарли не будет сдавать Когнав, то он не может и провалиться. Таким образом он не потеряет лицо перед Эйданом, если младший близнец каким-то чудом наберет достаточно баллов, чтобы пройти дальше.
– Ну ладно, раз обещала, – неохотно протянул отец. Но от одной мысли, что придется вернуться в эту очередь, ему стало противно.
– Мне тоже надо сдавать? – поинтересовался Чарли.
– Пока твой брат будет писать тест, мы поедим мороженого.
– А я получу мороженое? – спросил Эйдан.
– Если пойдешь на экзамен, то нет, – с демонической улыбкой пообещал Чарли.
– Это нечестно, – теперь Эйдан чуть не плакал.
– Да он шутит. – Бек взъерошил младшему близнецу волосы. – Ладно, пойдемте обратно.
– Ты отправил мне «911», – сказала Беку бывшая жена несколько минут спустя. Мужчина сердито ходил кругами на парковке. – Что происходит?
– Мы в школе Доннелли. На экзамен приехали.
– Я на концерте, Бек. Что такого срочного случилось?
– Ты сказала, это будет только один тест. Ты не говорила, что это целая система отборов.
– Еще как говорила. Два раза.
– Они не пойдут в эту навороченную школу, Азра. Я прикую себя цепью к дверям, чтобы они не вошли. Я лягу под колеса долбаного школьного автобуса, если придется. Устрою демонстрацию, как на площади Тяньаньмэнь[9].
– Вот как.
– Это школа вся такая не для всех! Ты что, не видишь?
– Да ты послушай, что говоришь, Бек! Наши сыновья ходят в Школу Святой Бригитты на деньги из твоего трастового фонда, а ты что-то вякаешь насчет школы не для всех?
– Это совершенно другое, – выплюнул Бек. «И где теперь тот трастовый фонд?»
Азра сказала:
– Давай-ка, ковбой, сначала слезь со своего коня. Поговорим, когда будешь на земле.
Мужчина крутанулся и пнул фонарный столб, больно ушибив палец. Однажды она произнесла эту фразу у семейного психолога, и Бек на нее наорал, но потом оба рассмеялись и не могли остановиться до самого конца сеанса. Это был их лучший сеанс у психолога. С тех пор Азра стала использовать эту фразу, когда ей нужно было задавить в зародыше его частые разглагольствования о буржуазных ценностях, лютующем капитализме и привилегиях белого населения. («Да когда ты получал хоть какие-то привилегии, Бек? – любила замечать Азра. – Хоть один раз можешь назвать?»)
– Ладно, сапоги на земле, – сказал Бек, присмирев.
– Отлично. – Голос Азры изменялся, когда она начала успокаивать своего бывшего мужа. Становился очень похожим на голос его матери. – Послушай. Когнав – это только первый этап экзамена, понимаешь? Есть вероятность, что мальчики не наберут проходной балл. А даже если и наберут, у нас есть выбор. Они могут получить предложение о зачислении, а мы можем решить все равно отправить их в Школу Святой Бригитты в следующем году. Наши сыновья всего лишь напишут очередной тест.
Свободной рукой Бек чертил круги на уровне пояса, будто рисовал годовые кольца дерева.
– Вообще-то не сыновья, а сын.
На несколько секунд образовалась пауза.
– Что ты сказал?
Чарли бегал по двору школы, бил футбольным мячом в стену.
– Эйдан захотел написать этот тест. А Чарли отказался.
– Подожди, он не сдает?
– Нет.
– Бек, господи! Это же повторный экзамен! Если он сегодня не будет его сдавать, он упустит свой шанс!
– Ладно, давай поговорим серьезно, без всяких шуточек про ковбоев и коней. Это ведь Эйдану предложили место в «Перспективе». К тому же Чарли ни за что не стал бы ходить в эту Кристальскую академию. Разве станет он каждый день протирать штаны с девяти до четырех в компании очкастых зубрилок?
Азра громко выдохнула.
– Пожалуй, ты прав.
– Спасибо, – отозвался Бек. Азра редко признавала за ним правоту в вопросах, связанных с детьми, но когда такое случалось, ощущение было, будто он накурился марихуаны из кальяна.
– Мне пора. И Бек, никогда, НИКОГДА не пиши мне «911» просто так: это только для случаев, когда один из близнецов попал в больницу. Понимаешь?
– Да.
– Я серьезно. Это не шутки.
– Я понял. И…
Он собирался сказать «извини», но Азра уже отключилась: бросила телефон в свою большую сумку и полетела к нынешнему хахалю, какому-нибудь засранцу, которого нашла себе в «Тиндере»[10].
С момента развода прошло пять лет, а Беку все еще гадко становилось на душе, если он подводил Азру. Он застыл у фонарного столба, смотрел в темноту и всем существом желал чего-то, чего не мог назвать. Он ощутил боль в ушибленных пальцах ноги, пошевелил ими. Когда Бек обернулся, Чарли стоял с мячом под мышкой, другую руку уперев в бок, и без всякого выражения глядел на отца.
Бек потер руки.
– Ну что, по мороженому?
– Супер!
Чарли расплылся в самой детской своей улыбке. Может быть, именно этой улыбки так хотелось Беку?
Он открыл для сына дверь машины.
21. Роуз
Конюшня «Дикая лошадь» находилась посреди равнинного пастбища на северной окраине округа Бьюла. К западу отсюда открывался великолепный вид на Скалистые горы, но здесь приходилось любоваться и не столь захватывающим видом на Маунтин-Вью (постоянно растущий трейлерный парк, через который приходилось проезжать перед тем, как свернуть с сельской дороги). Приезжие из Кристала будто попадали в совершенно другой мир. Вереница крохотных городков, в каждом не больше двух светофоров. Ржавые остовы грузовиков и тракторов, нахохлившись, торчали во дворах частных домов. Работали здесь только ломбарды, магазины оружия и «Макдоналдс».
Тем не менее в то утро сорокаминутная поездка до самой северной точки округа была не просто приятна, а роскошна. Роуз ехала на «Бьюике Лакросс», шоссе было гладким благодаря гидравлической подвеске, а шума дороги почти не было слышно внутри вычищенного кожаного салона. Эту машину она взяла напрокат (их потрепанный «Фольксваген» был в ремонте, потому что опять забарахлила коробка передач), и первым, что Роуз заметила, сев в «Бьюик», была тишина. Их «Фольксваген» был тонкокожий, в нем чувствовалась каждая кочка. Пассажиру на заднем сиденье приходилось повышать голос, чтобы водитель услышал. Поэтому теперь новенький «Бьюик» казался наушниками на колесах. Он заглушал и отсекал внешний мир. Только когда большой кроссовер мягко проскользнул через железнодорожный переезд, височные доли мозга Роуз наконец обработали информацию, и она осознала, какие преимущества дает ей эта арендная машина.
В «Бьюике» она могла слышать Эммочек.
Еще не научившись говорить, едва девочки оказывались в машине вместе, они начинали безостановочно общаться. Два младенца в автокреслах гукали и трогали друг друга за ручки. Потом, в год или два, перетягивали плюшевых зверюшек. Потом маленькие леди стали выдумывать целые миры для кукол и игрушечных лошадок. Гарет однажды назвал их болтовню «автотрепом», и это название приклеилось. У Эммочек было столько общих интересов и занятий, что они ездили у кого-нибудь из родителей на заднем сиденье по три раза в неделю. Автотреп стал неотъемлемой и милой частью так тесно связанных жизней девочек.
Но недавно в их разговорах наметилось медленное декрещендо: из громких и открытых эти
