школ достигло более 6,6 миллиона (4,04 % населения), доля девочек составляла немногим менее трети[92].
Распространение денежной экономики после отмены крепостного права тоже повлияло на людей по-разному в зависимости от пола. Для женщин оно означало прежде всего перемены в сфере потребления: они стали носить яркие шерстяные или шелковые платья, дорогие шали, пояса и кожаную обувь, а в особых случаях даже шляпы. Фабричная одежда и городская мода все явственнее становились маркером престижа в деревне. Девушки, вошедшие в брачный возраст, иногда устраивались на сезонную летнюю работу, чтобы позволить себе одеться по-городскому. Но изначально чаще всего участвовали в рыночной деятельности, как организованной, так и индивидуальной, не женщины, а мужчины. Крестьяне испытывали растущую потребность в деньгах — для уплаты податей и выкупа земли, а также для покупки товаров массового спроса: керосина, гвоздей, чая, сахара или одежды для дочерей. Все больше крестьян в дополнение к сельскому хозяйству или вместо него занимались другими промыслами, особенно в прилегающих к Москве областях — так называемом центральном промышленном регионе. Некоторые мужчины работали дома, в своих избах, но все чаще уезжали, оставляя землю на жену. Муж приезжал по большим праздникам или в неприбыльный сезон и часть своего заработка отсылал домой. Поскольку женам в отсутствие мужей приходилось иметь дело с местными властями и вести переписку с мужьями по домашним делам, грамотность приобрела важное значение. В тех районах, где миграция мужчин была частым явлением, уровень грамотности женщин был заметно выше среднего. Но такие женщины взаимодействовали с рынком в основном через посредство мужчин. «Любезный мой супруг… ты спрашиваешь о нужде; нужды у меня нет и денег нет. Если надумаешь ехать в деревню, то вези денег на расход, а если останешься зимовать в Питере, то побольше пришли денег, да гостинцев, о которых я тебе писала раньше, чтобы нам не так скучно было… Милый мой супруг… привези с собой чаю», — писала жена мужу-переселенцу в 1880-х годах [Engel 1994а: 42].
В некоторых отношениях отсутствие мужчин осложняло жизнь женщин. Если жена оставалась в доме свекров, конфликтные отношения могли обостриться, как это произошло в семье Куликовых. Если жена жила отдельно, на ее плечи целиком ложилось бремя сельскохозяйственных работ и домашних обязанностей. Помимо привычной работы в поле и по дому, ей приходилось выполнять и работу мужа, в том числе пахать, что было очень тяжело физически. Но с другой стороны, в чем-то жизнь женщины могла и улучшиться. В тех селах, где значительная часть мужчин не жила дома, избиения жен стали реже и более жестко осуждались односельчанами. Как и в казачьих станицах Донской области, где в отсутствие мужчин, несущих воинские обязанности, женщины оставались на хозяйстве, зависимость мужчин-крестьян от женского труда давала женщинам необычайную степень независимости[93]. Некоторые даже брали деревенские дела в свои руки. В тех деревнях, где значительное число мужчин — глав семей уходило на заработки, их жены могли участвовать в решениях схода — института, как правило, исключительно мужского. Как писал один сельский корреспондент, женское право голоса было и необходимо, поскольку мужчины отсутствовали, и справедливо, поскольку вся работа лежала на женщинах [там же: 54]. Если семья не могла обойтись без женского заработка, женщины поначалу старались найти работу поближе к дому.
Многие из тех ремесел, которыми женщины занимались у себя в избе — например, изготовление домотканого льняного и конопляного полотна на продажу, выкармливание детей из воспитательных домов в Москве или Санкт-Петербурге и уход за ними, — были продолжением той работы, которую они выполняли испокон веков. Работа в крестьянском хозяйстве теперь, когда результаты ее шли на продажу, придавала женскому крестьянскому труду новое значение. Десятилетия, последовавшие за отменой крепостного права, ознаменовались быстрым ростом числа женщин и девочек, работавших по найму подобным образом — некоторые начинали с шести лет. Безвыездно жившие в деревне крестьянки представляли собой безграничный резерв дешевой рабочей силы. Сидя в избе, они наматывали хлопчатобумажную нить на катушки для фабрики или шили лайковые перчатки, или скручивали трубки для папирос из материалов заказчика, который платил им за работу, а потом продавал готовую продукцию. Даже независимые мастерицы, например кружевницы и вязальщицы, часто зависели от посредников, когда речь шла о сбыте товаров.
Во многих отношениях эти женщины получали все худшее из обоих миров. Промежуточное положение между домохозяйством и рынком делало их уязвимыми для эксплуатации со стороны посредников или, гораздо реже, посредниц (часто вдов), которые пользовались неспособностью других женщин уйти из дома в поисках лучшей доли. Статус женщин в доме их скромный финансовый вклад в семейное благосостояние тоже не повышал сколько-нибудь заметно[94]. Связанные с рынком, поскольку их деятельность приносила доход, они тем не менее работали в рамках традиционного патриархального хозяйства. Часто в подобном же положении оказывались даже те десятки тысяч крестьянок, которые работали на близлежащих фабриках. Почти две трети российской промышленности, бо́льшая часть которой относилась к текстильному производству, располагались в деревнях или поблизости от них. Во Владимиро-Костромском текстильном регионе к северо-востоку от Москвы женщины к концу XIX века составляли более 40 % сельской промышленной рабочей силы. Однако трудовой цикл большинства крестьянок по-прежнему определялся семейными нуждами. Женщины работали на фабрике, пока были молоды и одиноки, и увольнялись после замужества или после родов, если только в доме не было пожилых женщин, которые могли бы взять на себя воспитание детей. Часть своего жалованья женщины неизменно отдавали главе семьи. Пока женщины жили в деревне или около, их жизнью руководили все те же патриархальные устои. Подавляющее большинство крестьянок никогда не отваживалось отлучаться далеко от дома.
Однако растущее меньшинство крестьянских женщин все же уезжало искать счастья в других местах. Многие из них действительно нуждались в деньгах — либо для себя, либо, чаще, чтобы помочь оставшимся дома родным. Зарабатывать деньги в деревне становилось все труднее. Товары, которые женщины когда-то изготавливали вручную, стали производить на фабриках, вследствие чего они упали в цене, так что теперь на них можно было заработать сущие гроши. Незамужним пожилым женщинам и вдовам уехать было относительно легко, поскольку они были самыми маргинальными членами деревни. Для девушки на выданье или замужней женщины препятствий было гораздо больше. Женское целомудрие оставалось важным для чести семьи. Освободившись от патриархального контроля деревенского уклада и пристального надзора односельчан, женщина могла поддаться сексуальному искушению, могла «невольно» пасть[95]. Замужние женщины должны были получить разрешение мужа на отъезд, а если у них были дети, обычно оставляли их на чье-то попечение.
В большинстве случаев женщины уезжали не
