Поэтому он и отправился в домик на вершине холма.
Но теперь, увидев, как посерело лицо Тёо-Тёо и как она, сотрясаясь в рыданиях, осела на пол, он пожалел, что сообщил ей новость вот так с ходу, без подготовки.
— Что я наделал! — пробормотал он себе под нос. — Нужно было послушаться интуиции и держать рот на замке!
Возможно, ей лучше было ничего не знать, чтобы она могла и дальше жить мечтой. Пинкертон все равно не собирался возвращаться в ближайшее время. Боже, что он натворил!
Шарплесс хотел уже выдать свои слова за розыгрыш, но было поздно. Вырезанное из газеты сообщение о гибели Бенджамина Пинкертона, которое он принес с собой, случайно упало на пол. Тёо-Тёо схватила его дрожащими руками и пробежала взглядом. Статья подтвердила гибель Бенджамина Пинкертона от несчастного случая, и к ней прилагалась его фотография.
— Так это правда, — наконец прошептала Тёо-Тёо. — Пинкертон, мой муж, мертв!
— Простите, что омрачил вам счастливый вечер трагическим известием, — промямлил Шарплесс. — Если я могу что-то для вас сделать…
— Пожалуйста, уходите, Шарплесс-сан, сегодня мне нужно побыть одной, — ответила Тёо-Тёо с лицом, превратившимся в белую, ничего не выражающую маску. Она так отчаянно стискивала газетную вырезку, что та превратилась в комок бумаги.
Это тревожило дипломата, но ему ничего не оставалось, кроме как удалиться и понадеяться, что Судзуки не допустит, чтобы госпожа снова попыталась наложить на себя руки.
Шарплесс беспомощно покачал головой: Бенджамин Пинкертон, разрушивший жизнь юной девушки, не стоил того, чтобы о нем убиваться. Любовь — иррациональное и разрушительное чувство, но ему никогда не удавалось заставить Тёо-Тёо это понять. Коль уж на то пошло, ему вообще не следовало рассказывать ей о смерти этого мерзавца и разрушать ее иллюзорные мечты. Шарплесс знал, что пожалеет об этом.
В покинутом им доме смех и счастье последних дней улетучились, сменившись скорбью. Тёо-Тёо рыдала, пока не лишилась чувств. Судзуки укутала ее и всю ночь не смыкала глаз, чтобы хозяйка не причинила себе вреда.
В какой-то момент утомленная служанка, должно быть, заснула: когда она открыла глаза, в комнату проникали первые лучи утреннего солнца. Она инстинктивно вытянула руку, и ее охватила паника. Рядом с ней никого не было, госпожа пропала!
— Тёо-Тёо-сан! — простонала Судзуки, покрываясь холодным потом. — Где вы? Что я наделала? Я подвела вас, я заснула!
Все кончено, наверняка госпожа лишила себя жизни, пока она спала. Судзуки почти ждала, что увидит ручеек крови, но пол в комнате, к счастью, был чистым и сухим.
Кое-как поднявшись на ноги, Судзуки ринулась на кухню, готовая к худшему: Тёо-Тёо-сан вонзила нож себе в яремную вену и теперь лежит в луже крови, и в этом виновата она, Судзуки!
Со струящимися по щекам слезами Судзуки вбежала на кухню и остановилась как вкопанная.
Вопреки ее ожиданиям Тёо-Тёо-сан спокойно сидела за столом, на котором были разложены фотографии. Горькие слезы Судзуки превратились в слезы радости: ее хозяйка была жива и невредима, она не покончила с собой, а все остальное не имело значения.
Тёо-Тёо обернулась, и, повинуясь редкому порыву, они обнялись, объединенные горем и замешательством.
— Тёо-Тёо-сан, я думала, вы снова совершили дзигай, а я не успела вас остановить, — сказала сквозь слезы Судзуки. — Вы не можете меня покинуть, ведь я провела с вами всю жизнь, что же я буду делать без вас, Тёо-Тёо-сан?
— Тише, тише, Судзуки, — успокаивала Тёо-Тёо плачущую служанку. — Когда я проснулась и увидела, что ты крепко спишь, я пошла на кухню за ножом, чтобы лишить себя жизни. Мне казалось, что теперь, когда Пинкертон мертв и уже не вернется, мне незачем больше жить. Я подошла к шкафчику, чтобы в последний раз взглянуть на фотографии Дзинсэя, и тогда, увидев, как мой сын улыбается и машет мне со снимков, я поняла, что не могу убить себя. Однажды Дзинсэй вернется в Нагасаки, чтобы найти мать, и я должна быть здесь и ждать его. Может, Пинкертона больше и нет, но мой сын еще жив и когда-нибудь захочет увидеть мать.
Сжав руку служанки, Тёо-Тёо воскликнула:
— Пожалуйста, скажи мне, Судзуки, что Дзинсэй вернется в Нагасаки на поиски матери! Скажи, даже если не веришь в это, потому что мне нужно это услышать!
Судзуки кивнула и, несмотря на свои сомнения, с жаром ответила:
— Да, Тёо-Тёо-сан, Дзинсэй непременно вернется!
Отчаянная хватка Тёо-Тёо на ее руке ослабла, и Судзуки мысленно помолилась, чтобы они пережили эту новую драму и жизнь пошла своим чередом.
ГЛАВА 23
Сегодня Шарплесс-сан из американского консульства пришел сказать нам, что твой отец погиб в результате несчастного случая. Он ушел от нас, и ты остался без отца.
Я хотела покончить с собой, потому что мне казалось, что незачем больше жить.
Но потом я вспомнила о тебе, Дзинсэй, сын мой, вспомнила, что однажды в поисках матери ты вернешься в Нагасаки и я должна тебя дождаться.
Хоть сердце мое и разбито, я отложила нож…
Перечитав письмо, Кен содрогнулся. Он не понимал культуры, в которой почиталось за честь лишить себя жизни таким жестоким способом, как харакири или его женский аналог, дзигай, однако в венах его текла кровь людей этой культуры. Он изучил этот ужасный традиционный ритуал японцев и, хотя понимал его исторические корни, все же не мог смириться с его жестокостью.
Последние несколько дней, пока корабль медленно, но верно приближался к Японии, Кен сражался с тысячью конфликтующих чувств, не дающих ему спать по ночам. Отчасти ему хотелось бросить эту безумную, как сказали бы многие, затею, вернуться к мирной и комфортной жизни в Америке, устроиться на хорошую работу, жениться и завести семью.
Он мог бы просто отдохнуть в Нагасаки, не вороша прошлое, и уплыть на следующем корабле обратно в Америку. Он не сомневался, что с течением лет его желание познать свои японские корни ослабнет и, в конце концов, совсем исчезнет.
Так зачем он все это затеял?
Но голоса в его душе становились все громче, их вопросы — все настойчивее, и Кен знал, что должен дать своему желанию обрести лицо, форму, найти ответ на все вопросы, и только тогда он сможет вернуться к обычной жизни. Пора наконец разобраться с беспокойными отзвуками прошлого… Вернув письмо обратно в связку, он поднялся по узкой истертой деревянной лестнице на палубу, чтобы подышать свежим воздухом и успокоиться.
Готовясь к путешествию, Кен много прочитал о Нагасаки в местной библиотеке и теперь спрашивал себя, окажется ли действительность похожа
