как о собственном ребенке, с глазами, опухшими от пролитых за ночь слез, нежно накрыла их одеялом.
Этот момент принадлежал им, и никто не мог его у них отобрать.
ЭПИЛОГ
Сумерки в Нагасаки уступили место прекрасной лунной летней ночи. Стройная изящная Тёо-Тёо-сан шла в порт той самой дорогой, которой она столько лет ходила туда в надежде и отчаянии всякий раз, как в Нагасаки прибывал заморский корабль. Сегодня она была в ярко-синем кимоно, подпоясанным красным оби. Несколько дней назад она убрала подальше любимые кимоно Пинкертона, черные с цветастыми бабочками, которые доставала каждый день, дожидаясь его возвращения. Теперь это путешествие подошло к концу, и она готова была убрать кимоно навсегда.
Сегодня шаг Тёо-Тёо был легок, ибо она знала, что ей в последний раз предстоит ждать в порту. После стольких лет она наконец отпустила Пинкертона, освободилась от оков всепоглощающей любви и обрела покой.
Она никогда не забудет тот день, когда дверь ресторана открылась, впуская молодого человека, вид которого, те чувства, что он вызывал, и даже, о боги, его запах были смутно знакомы, и до нее донеслись слова, словно из другого времени, другого мира… другой жизни…
— Здравствуйте, Тёо-Тёо-сан, — сказал молодой человек. — Может быть, вы меня не помните, но я ваш сын Кен Пинкертон, я только что прибыл из Америки.
— Мой сын… Кен… Дзинсэй? — воскликнула она. — Разве такое возможно? Нет… Дзинсэй далеко в Америке, он не может быть здесь в Нагасаки!
— Помнишь меня, матушка? — настаивал молодой человек.
Дрожащими руками Тёо-Тёо взяла цепочку, которую Кен снял с шеи: это был маленький полотняный медальон с прядью ее волос, тот самый, что она плача положила в сумку с вещами и игрушками Дзинсэя в тот день, когда мальчика отдали отцу.
— Дзинсэй… Кен… это правда ты? — прошептала она, и в ответ он, не говоря ни слова, обхватил ее юными сильными руками.
Ее сын вырос и вернулся, чтобы найти ее, в чем она никогда не сомневалась.
Она плакала, вспоминая, как прижимала к себе крошечное тельце сына, а теперь он сам прижимал ее к себе оберегающим жестом. Тёо-Тёо никогда в жизни еще не чувствовала себя столь защищенной.
В тот день ее разрушенная жизнь прошла полный круг, разорванные концы снова соединились, и мать с сыном наконец-то обрели покой.
Тёо-Тёо знала, что Кен должен вернуться в Америку, ведь там была его жизнь, его невеста, но ей достаточно было и того, что он приплыл сюда, чтобы ее найти. Несколько недель Кен уговаривал Тёо-Тёо покинуть Нагасаки и отправиться в Америку вместе с ним. Найдя мать, он не хотел вновь потерять ее.
Но в конце концов ему пришлось уплыть одному, пообещав, что приедет в Нагасаки снова, с невестой, — обещание, в исполнении которого не сомневалась даже Судзуки.
Тёо-Тёо знала, что в какой-то момент поплывет в Америку посмотреть на сына и его семью, но пока ей все еще нужно было присматривать за рестораном и кормить голодных молодых американцев, рассчитывающих на нее.
Они будут ее детьми, пока она не отправится в Америку… когда-нибудь…
Примечания
1
Футон — матрас на полу, на котором традиционно спят японцы.
2
Татами — циновка, которыми покрывают пол в японском доме.
3
Обаа-тян — вежливо-ласковое обращение к пожилой женщине. Дословно переводится как «бабушка».
4
Тян — уменьшительно-ласкательный суффикс, располагаемый после имени. Часто употребляется старшими по отношению к маленьким детям или девушкам.
5
Юката — легкая летняя японская одежда.
6
Гайдзин — иностранец.
7
Хафу — полукровка, ребенок, у которого один родитель японец, а второй иностранец (от англ. half).
8
Гэнкан — сени или прихожая, место, где снимают обувь, прежде чем войти в дом.
9
Саёнара — прощайте.
10
Тадайма — «я дома», традиционная фраза, которую говорят, когда возвращаются домой.
11
Сэппуку — то же, что харакири.
12
Окаю — рисовая каша, популярная еда для больных.
13
Осиирэ — стенной шкаф, где хранят футоны и прочие вещи.
14
Окаа-сан — вежливое обращение к матери.
15
Ганбаттэ — буквально: постарайся, традиционное напутствие перед новым начинанием.
16
Идзакая — японский трактир, традиционное питейное заведение, где подают и еду.