из Америки твоим отцом.
Эти слова убрали тяжесть с его сердца, убили одно за другим все сомнения. Кен понял, что принял верное решение, и внезапно все снова стало казаться правильным…
ГЛАВА 22
Из порта Нагасаки отбыли последние американские суда, военные и торговые, и ресторан Тёо-Тёо получил долгожданный отдых от потока посетителей, каждый вечер доводящих Тёо-Тёо, Судзуки и их помощницу Сэйко до полного изнеможения.
— Никогда не думала, что скажу это, но я рада, что мы не увидим эти толпы американских моряков до следующего корабля, — объявила Тёо-Тёо, горестно разглядывая свои огрубевшие руки, которые в бытность ее гейшей были такими белыми и мягкими. — Знаешь, Судзуки, я ожидала вполне достойный приток посетителей, но даже не представляла, что каждый вечер будет приходить столько народу! И хотя негоже жаловаться, что бизнес идет так хорошо, у нас всех минутки спокойной не было, и мы очень устали, Судзуки-сан. Возможно, нам даже стоит закрыть ресторан на несколько дней, чтобы отдохнуть. Взгляните на мои руки, мне нужно что-то с ними сделать, представь, что скажет Пинкертон, когда вернется сюда с Дзинсэем и увидит меня такой!
Судзуки не ответила, ей всегда было грустно и неуютно, когда Тёо-Тёо говорила о Пинкертоне и мальчике так, будто они были обычной семьей. Госпожа словно убедила себя в том, что Дзинсэй с отцом просто отправились в продолжительное путешествие по Америке и в конце концов обязательно вернутся домой в Нагасаки.
Судзуки знала о прогулках госпожи в порт, где та обводила взглядом горизонт в поисках приближающихся кораблей. И каждый раз возвращалась домой с опущенной от разочарования и печали головой, после того как среди сходящих на берег пассажиров не оказывалось Пинкертона и Дзинсэя. Судзуки чувствовала себя беспомощной, раз не могла ничего сделать, чтобы прекратить это бессмысленное ожидание в порту.
Видя, что служанка наблюдает за ней, Тёо-Тёо говорила решительно:
— Их не было на сегодняшнем корабле, но они обязательно будут на следующем.
Пару раз Судзуки попыталась осторожно напомнить госпоже, что Пинкертон теперь женат и Америка очень далеко. К тому же прошло почти шесть лет, так что, может быть, пора забыть обо всем и жить дальше.
Судзуки потрясло, с какой яростью обычно мягкая и сдержанная Тёо-Тёо с повернулась к ней, не сдерживая рыданий:
— Не говори так, Судзуки-сан, никогда не говори, что они не вернутся в Нагасаки! Я отказываюсь в это верить! Разве ты не знаешь, что я живу лишь ради этого? Чтобы воссоединиться со своим мужем и нашим сыном! Даже Шарплесс верит, что они вернутся, поэтому и передает мне фотографии Дзинсэя, когда получает их от своей сестры Нэнси, чтобы я следила за тем, как он растет, и смогла узнать его при встрече! Только это позволяет мне жить! Почему ты твердишь, чтобы я забыла своих мужа и сына, Судзуки? Ты мне как сестра, так оставь же мне эту надежду, чтобы я могла быть счастливой и жить дальше! Уж ты-то должна меня поддерживать. Неужели ты не понимаешь чувств матери? Наверное, нет, ведь ты никогда не была матерью! — воскликнула Тёо-Тёо с нехарактерной для нее жестокостью.
Тогда Судзуки наконец поняла, как сильно хозяйке нужна надежда, и с тех пор больше не заводила этот разговор.
Ради столь необходимого отдыха Тёо-Тёо закрыла ресторан на неделю, и они провели это время, с удовольствием ухаживая за своим «американским» садиком, который, пока был заброшен, превратился в буйные заросли травы и сорняков. Через несколько дней клумбы роз и других цветов, выросших из семян, привезенных из Америки Пинкертоном, вернулись к жизни благодаря нежной заботе Тёо-Тёо и помощи Судзуки. Они служили для Тёо-Тёо ниточкой к человеку, которого она любила и никак не могла забыть, потому что выросли из семян, посаженных им столько лет назад.
— Это хорошее знамение — то, что розовые кусты снова цветут, — объявила она Судзуки, когда они отступили на шаг, чтобы восхититься плодами своих трудов.
Тёо-Тёо надеялась, что, когда Пинкертон с Дзинсэем наконец вернутся и пройдут по гравиевой дорожке к дому, им приятно будет видеть цветущий сад во всем его великолепии. Она помнила, как любил Пинкертон розовые кусты, часто залетавших к ним птиц и ярких бабочек.
Когда солнце над Нагасаки заходило, Тёо-Тёо и ее служанка смеялись над чашками мисо, от которых шел пар, и лакомились жареной рыбой с рисом и маринованными овощами. Они рады были отдохнуть несколько дней от сытных бургеров, стейков и картофельного пюре — того, что им приходилось готовить в ресторане каждый вечер. У них не было возможности поесть японской пищи.
В эти несколько дней Тёо-Тёо каждый вечер после ужина и перед тем, как лечь спать, доставала выпрошенные у Шарплесса фотографии Дзинсэя и, разложив их на татами в гостиной, любовалась улыбающимся изображением выношенного ею ребенка.
Это было мирное, счастливое затишье перед грядущей бурей.
Она разразилась однажды вечером, под конец их недельного отдыха, когда знакомый стук в дверь предвосхитил появление Шарплесса.
Тёо-Тёо помчалась открывать с поющим от радости сердцем: наверное, Шарплесс принес ей еще одну фотографию Дзинсэя. Он всегда заходил, когда у него было что ей передать.
— Спасибо, что зашли посмотреть, как мы поживаем, Шарплесс-сан, — весело приветствовала она его. — Вы принесли показать мне новые фотографии от Нэнси? Мы как раз собрались ужинать, не хотите присоединиться? Я помню, вам нравится японская еда. Последнее время мы не могли вам ее предложить, поэтому заходите и угощайтесь! Смотрите, у нас даже есть ваш любимый жареный лосось!
— Боюсь, что в этот раз я пришел не из-за фотографий, — покачал головой Шарплесс.
Он казался удрученным, и это встревожило Тёо-Тёо.
— Шарплесс-сан, что-то случилось? — с беспокойством спросила она. — Вы кажитесь чем-то расстроенным. Неприятности в консульстве?
— Я получил сегодня из Америки плохие вести, Тёо-Тёо-сан, — ответил Шарплесс. — Несколько дней назад Пинкертон скончался в результате несчастного случая. Мне очень жаль.
Чайная чашка, выскользнув из рук Тёо-Тёо, с глухим стуком упала на пол, и она издала дикий вопль.
— Нет, Пинкертон не мог погибнуть! Он должен вернуться с Дзинсэем в Нагасаки! Это, наверное, какая-то ошибка! Вы обманываете меня, Шарплесс-сан! Скажите мне правду! Это все шутка, да?
— Я никогда бы не решился на подобную ложь, — устало ответил Шарплесс. Последние два дня, с того момента, как пришло известие, он все думал, как сообщить об этом Тёо-Тёо, да и нужно ли вообще это делать.
Но Шарплесс был честным человеком и считал невозможным утаивать от кого бы то ни было такие важные события.
