Йегуда не был удовлетворен этим объяснением, но сам не мог придумать другого, однако он запомнил сон и возвращался к нему в своих мыслях, продолжая ожидать какого-то знака. Через семь лет, занимаясь семейным бизнесом – ростовщичеством, он дал большой заем епископу города Мюнстера, не озаботившись залогом. Чтобы исправить эту оплошность, родители опрометчиво отправили Йегуду – в сопровождении опекуна по имени Барух – в Мюнстер, где он двадцать недель находился в обществе епископа, ожидая, пока тот выплатит весь долг. Христиане были чрезвычайно любезны и приветливы с юношей, Йегуда много общался с ними, ездил в поездки по монастырям, слушал их проповеди, задавал вопросы самому Руперту Дойцскому, влиятельному бенедиктинскому аббату, богослову и экзегету, получал в подарок книги и удивительно быстро научился читать по латыни, в чем увидел божественное чудо:
Часто посещая церковные школы, я получал книги от клириков и, тщательно изучая свойства букв и слов, я вдруг начал – к вящему удивлению слушающих – соединять буквы в слоги и слоги в слова, хотя никто меня не учил. И так в скором времени я приобрел способность читать их писания. Заслуга в этом не моя, но Господа, для которого нет ничего невозможного.
Епископ, наконец, выплатил долг, и Йегуда вернулся домой, терзаемый мучительными раздумьями о том, какая же вера истинна: «С одной стороны, если иудеи заблуждаются, христиане, возможно, следуют Господним заповедям. Если соблюдение законов по-прежнему угодно Богу, он бы не стал лишать евреев, соблюдающих эти законы, своей милости, рассеивать их среди народов земли, отнимать у них родину и все блага. И с другой стороны, если он проклял христианскую секту, он бы не допустил ее распространения по всей земле и процветания». Барух осуждал Йегуду за чрезмерное сближение с христианами, но неожиданно заболел и умер, в чем Йегуда углядел знак свыше. Он молил Бога об откровении – указании, какую веру ему предпочесть, – и для этого держал трехдневный пост, предусмотрительно объединив христианские и еврейские правила: «Я знал, что евреи и христиане придерживаются разного распорядка поста, ведь христиане едят в дни поста в девять часов, воздерживаясь от мяса, а евреи держат пост до вечера, зато потом могут есть мясо и все что угодно. Но я не знал, какой обычай более приятен Богу, и решил соблюсти оба».
Под угрозой экскоммуникации Йегуде пришлось жениться, поскольку он уже был помолвлен, но вскоре после свадьбы сомнения вернулись, и он стал осенять себя крестным знамением и ожидать видения с божественным откровением. Наконец, он удостоился нового сна, «необычайно сладостного», в котором «небеса разверзлись» и Йегуда увидел «Господа Иисуса», сидящего на «величественном троне» и «держащего над правым своим плечом вместо скипетра крест свой». Сон окончательно убедил Йегуду, и он бежал из Кельна, проповедовал в синагогах против иудаизма, перехватил письмо своей общины в майнцскую с просьбой схватить его и наказать, скрывался в монастырях и, наконец, крестился. Только после крещения Герман осознал истинное значение своего отроческого сна:
И тогда, впервые, я понял сон, который видел еще до своего крещения, изложенный в самом начале этого малого труда. Он показывал мне, что со мной произойдет в будущем. […] Я сидел на царском коне, поскольку «благодать [крещения] во мне не была тщетна» (1 Кор 15:10), но я всегда старался с божьей помощью взрастить эту благодать духовными упражнениями и использовать ее с пользой. Вслед за Христом-императором я «не любил мира, ни того, что в мире» (1 Иоан 2:15) и отрекся не только от имущества своего, но и от самого себя из любви к Нему…
Этим толкованием сна заканчивается Opusculum Германа, к которому дотошные исследователи предъявляли немало претензий, сомневаясь в фактах, а по стилю «узнавая» руку латинского книжника. Зачем, спрашивается, к епископу вместе с Йегудой отправили Баруха – в 20 лет человек уже не нуждался ни в каком опекунстве? Почему он опасался отлучения от общины за отказ жениться – расторжение помолвки никогда не каралось так строго. Почему он, еврей, получивший еврейское образование, цитирует Ветхий Завет по Вульгате, его латинскому переводу? Весь трактат построен на бинарных оппозициях: родственники-ростовщики, озабоченные только «плотским», материальным, vs христиане, пекущиеся о душе; суровая еврейская община, преследующая беглеца, vs очень радушный прием у христиан; жена-еврейка, мешающая духовному спасению героя, vs мать-церковь, ведущая его к спасению. Слишком уж гладко – так в жизни не бывает!
И все же не следует делать вывод, что перед нами фальшивка. Возможно, Герману и помогал другой клирик, более ученый и знающий больше подходящих цитат из Вульгаты и Нового Завета, но писал Герман, вероятно, сам и по собственному почину. В отличие от Альфонси он не был ученым, не вдавался глубоко в суть христианского учения и не собирался писать полемический трактат – в его книге почти не освещаются традиционные темы иудео-христианской полемики: мессианство Иисуса, троичность божества, непорочное зачатие и проч. Герман руководствовался не сравнительным анализом двух доктрин, а чувствами, его привлекала доброта христианских клириков и убеждали видения, и его обращение стало результатом озарения, а не рационального выбора: «свет христианской веры вдруг просиял в моем сердце и полностью изгнал из него всю тьму сомнений и невежества».
Профиат-Гоноратус: «Не будь как твои отцы»
По-разному придя к христианству, Альфонси и Герман были одинаково искренни в своих сочинениях, превознося новую веру над старой. Но есть в средневековой иудео-христианской полемической литературе знаменитое сочинение еще одного крещеного еврея, которое тоже превозносит христианство и отметает иудаизм, однако понимать его надо в обратном смысле. Речь идет о полемическом трактате в форме послания «Не будь как твои отцы» (на иврите: Аль теги ке-авотеха, на испанском было известно под искаженной транскрипцией Alteca boteca), написанном в начале 1390-х годов арагонским еврейским интеллектуалом Профиатом Дураном, в крещении – Гоноратусом де Бонафиде. Дуран жил в Перпиньяне, который в то время входил в Арагонское королевство, и был ростовщиком, врачом, астрономом, грамматиком и, по-видимому, страстным антихристианским полемистом – как мы дальше увидим, он блестяще знал христианскую историю и канонические тексты. В 1391 году по Кастилии и Арагону прокатилась волна антиеврейских погромов, инспирированных доминиканскими проповедями, и под угрозой смерти многие евреи крестились, Дуран в том числе. Но вскоре после крещения, как принято считать, он со своим младшим другом Давидом Бонетом Бонжорном собрался отправиться в Палестину, с тем чтобы там, под мусульманской властью, невозбранно вернуться в иудаизм. Однако Бонжорн, подпавший под влияние Пабло де Санта-Мария, знаменитого бургосского выкреста, ставшего епископом, отказался эмигрировать, и разгневанный Дуран написал ему этот сатирический текст (или посвятил ему текст, уже написанный ранее), в котором как будто призывал адресата решительно оставить веру отцов и перейти в христианство:
Оставь Тору, чтобы не стыдиться ее. Когда у тебя родятся сыновья, ты не введешь их в завет Авраама, праотца нашего, […] ты не будешь соблюдать субботу и праздники и чтить их, а в день поста ты скажешь себе: Ешь и пей, ведь твои грехи не нуждаются в прощении. Ты не убоишься есть квасное в Песах, а что до запретных видов пищи – они будут разрешены тебе. Ешь мясное с молочным без всяких ограничений. […] Не будь как твои отцы, которые верили в полное единство одного Бога и отрицали в нем множественность, неверно понимая стих «Слушай, Израиль, Господь – Бог наш, Господь един», и слово «един» они понимали в его подлинном смысле, не включая в него категории, отношения или преумножение. Но не ты! Ты будешь верить, что один это три, а три это один, […] и не соединение трех, а подлинное триединство – всё, что уста устали произносить, а ухо – слышать…
