стала обладательницей несметных богатств, превратилась в богатейшего человека. Но и это недолго протянулось. Через несколько дней ранним утром меня разбудили звуки «Интернационала», доносившегося с улиц. Я бросилась к окну и увидела множество солдат, вовсе не похожих на солдат азербайджанской национальной армии. Это были русские солдаты. Как оказалось, в полночь революционный бронепоезд пересек границы Независимой Азербайджанской Республики и привез на вокзал спящего города солдат Одиннадцатой Красной Армии. Вот так, без единого выстрела, Национальная армия Азербайджана сдала свои позиции. Республика пала, а победившая Россия вновь вернула себе прежнее «имущество». Я видела своими глазами конец целого мира!
Часть вторая
I
С падением Азербайджанской Республики, с концом того мира, свидетелем которого я была, закончилось и мое детство. В тринадцать лет. Отсутствие рядом сестер, брата, мачехи усиливало мое тягостное состояние. Взрослую жизнь я встречала в полном одиночестве. Но, возможно, такое неожиданное завершение детства было и к лучшему. По-моему, вера в красоту жизни, непоколебимость привычного мира являются главными чертами детства. Как только иссякла вера, закончилось и детство. Оно еще не совсем далеко ушло, его чистота и беспечность были где-то рядом. Но они были мне не по сердцу. Детский взгляд на мир мешал видеть его истинное лицо, мешал ощущать его настоящие радости и беды, красоту и уродство, горечь и сладость. Так легко любить мир радости! Гораздо сложнее любить его таким, какой он есть на самом деле.
Я продолжала тяжко переживать отъезд сестер, успокаивая себя тем, что в скором будущем и мы с отцом отправимся в Париж. Но пока я грустила и страдала. Мои страдания несколько скрадывало присутствие старшей сестры, Лейлы. Хотя это трудно назвать присутствием. Она редко бывала дома. У нее своя семья, свои заботы. А фрейлейн Анна стала нервозной и болезненной, у нее ослабло зрение, и это очень угнетало бедняжку. Она ухаживала за моим маленьким племянником, сыном Лейлы. Ее редкое внимание и забота обо мне натыкались на мою грубость и неприязнь. Отношения с отцом были еще холоднее. Не ощущая его теплоты, я стеснялась отца и, кроме почтения, ничего не испытывала к нему.
Итак, первым серьезным, сильным чувством в моей жизни было одиночество. Сестры отправились в путешествие без меня. Надежды рухнули. Вскоре я увидела и первого в своей жизни покойника. Тело моего деда Мусы лежало на кровати, накрытое покрывалом. Покрывало будто прятало от взоров его распухшее, обезображенное смертью тело. Я и прежде не любила своего деда. А его смерть принесла мне облегчение вместо переживаний. Дед долго болел, и полагалось каждую неделю его навещать. Нетрудно представить, какие приходилось испытывать чувства, подолгу сидя у постели умирающего старика. Считать минуты утомительного молчания, которые походили на часы! Это было невыносимо. Признаюсь, что я желала его смерти. Постоянная, вынужденная «вахта» у его скорбного ложа была пыткой не только для меня. Вероятно, его жена, другие родственники, дальние и близкие, испытывали те же чувства. Интересно, о чем думал он сам? Говорили, он очень боялся смерти. Но болезнь деда Мусы была изнурительной и тяжкой, что и сам он, возможно, желал поскорее умереть. Будучи здоровым, дед, панически боявшийся смерти, запрещал в своем присутствии даже говорить о ней. В одной древней восточной легенде говорилось, что человек, строящий дома, никогда не умирает. Вот Ага-Муса и строил роскошные здания за миллионы, которые приносила ему нефть. На момент смерти этих зданий было уже больше шестидесяти. Но легенда солгала - дед умер, не достроив до конца последнего дома.
Похороны деда Мусы проходили очень торжественно. Его степенно несли на носилках - мафе - поочередно десятки мужчин, пока другие шли следом.
Впервые в жизни увидела мертвым близкого человека. Я не горевала, но боялась. Кроме того, мне было и любопытно: воображала, что покойник - не мой дед, а кто-то чужой. А где же сейчас дед? Каков там мир мертвецов? Куда он отправился? Я со страхом смотрела на укрытое тело покойного, на выпирающий, вздутый живот. Лицо его, еще более подурневшее от смерти, было открытым: большой нос заострился, щеки запали. Борода поседела, не сохранив следов хны. Вдруг мне в голову пришла омерзительная мысль, такая тошнотворная, что и говорить стыдно. Я подумала: интересно, как пахнут покойники? Наверное, очень противно! После эта мысль не покидала меня несколько месяцев, вызывая отвращение и брезгливость. Мне даже снился тот мерзкий трупный запах. Но потихоньку запах смерти был забыт. Почему я об этом вспомнила?
По мусульманскому обычаю покойника омывают в мечети, а затем тело устанавливают в центре комнаты. Над телом священнослужители начинают читать Коран. В помещение, где находились муллы, женщины не допускались. Они сидели в другой комнате, плакали и причитали. И я рыдала вместе со всеми. Но не по покойному деду, а так, за компанию. Слезы, ручьем заливавшие мои щеки, были вызваны воспоминаниями о гуляющих по Парижу сестрах, о своей одинокой доле.
Носилки с телом деда несли впереди бесконечного потока сопровождающих. Покойник мерно раскачивался на носилках, как дитя в люльке. Вереницей тянулись мужчины в фесках и каракулевых папахах.
В течение недели ежедневно поминали покойного Ага-Мусу, подавая посетителям обильное угощение. Сотни бедняков, угощаясь жирным пловом с цыплятами, молились об усопшем и горько плакали. А когда обстановка поминок несколько стихла, начались разговоры о наследстве. Огромное богатство деда должно было быть разделено между его женами и четырьмя внучками. Меня мало интересовало это богатство - не очень-то верилось в возможность так скоро разбогатеть. В конце концов, именно так и случилось. Не досталось мне ни самого наследства, ни пользы от него.
Красная Армия, захватив Азербайджан, вернула его в лоно Русской Империи, облаченной в новое, советское, идеологическое платье. Капитализм рухнул, и мы потеряли все свое состояние, все богатства. Мой отец, как и вся остальная родня, был в растерянности. Никто не хотел верить в свою нищету, не мог смириться с условиями новой жизни. Те, кто рассчитывал на создание мистической Мусульманской империи, осознав несбыточность своих надежд, горевали. А богачи беспокойно дрожали за судьбу своего капитала. Они день и ночь молили Бога о милости, о сохранении их собственности, о защите. Но Бог был на стороне их противников. С каждым днем в городе становилось все больше красноармейцев и сопровождавших их комиссаров. Шла весна, наполняя мир цветами и бабочками. А в Баку пышным цветом произрастали и расцветали всевозможные комитеты и советы. Весна же шла своим чередом, делая свое дело, украшая и оживляя природу.
