Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 4
Костя Белоусов
Бобры. Книга три. Осенние дни
Бобры. Книга три. Осенние дни
Вступление
Зачем мы хаем?
На солнце жарились
И сбрасывали кожу мы:
Хотели поскорее стать похожими
На тех, кто уже месяц здесь коптился
И негром в результате становился
Без смены генетического кода,
Но силою одной природы
И северным желанием согреться,
Да так, чтоб месяц апосля не греться,
За краткий срок путёвки черноморской
Стать штатным флота южного матросом.
Снять тонус севера за три недели юга –
Как выйти в плавках на лыжню поспорить с вьюгой.
Зачем мы хаем нашу снежную весну?
Находим скучной одинокую сосну,
Обходим бесконечное болото
И тёмную боимся воду?
Цветение спешим приблизить вишен
И южными губерниями дышим,
Боготворим манящие вершины
И грезим моря бирюзой в тиши мы?
Быть может, недостаточно согреты
Секреты севера вниманием поэтов?
Быть может, не хотят открыться сразу
Воспитанному негой глазу?
Или поэты севера в секрете
Хранят свои творения в буфете?
И только непосредственные дети
Не думают о заграничном лете
И удивляются всему на свете!
Озёр болотных тайна
Мне друг открыл озёр болотных тайну
Через обряд осеннего купанья,
Когда из небольшого городка,
Где к морю держит путь Двина река,
Мы на велосипедах старых наших
По узкой тропке вдоль путей пропавших,
Влекомые природы зовом трубным,
Дорогу дав желаниям подспудным,
Отправились в край девственных болот,
Где нор не может вырыть крот,
Где земли нет как таковой –
Есть только зыбь по-над водой.
В ночи поставили палатку,
Забылись сном походным сладко,
А утром, только рассвело,
Пошли вдвоём на озеро.
Дымкой тумана, словно пухом,
Было укутано оно.
Мой друг в молчании разделся и прыгнул, одного
Меня оставив посреди болота,
Чтобы вошла в меня свобода.
Она вошла — и стало зябко.
Почувствовал себя я тряпкой,
Отжатой плохо и забытой на швабре у ведра.
Тогда
Донёсся голос друга,
Озёрного из центра круга.
Немедля я трусы стянул
И в тёмну муть бревном нырнул.
Как в масло нож,
Как в сало зуб,
Как в чернозём колхозный плуг,
Я в воду озера вошёл
И грузилом ко дну пошёл.
Свинец мечтАет только
О поцелуе тока,
А я ему отдался
И с жизнею расстался,
Если б не оказался
Со мною рядом друг.
Он словно мелом круг
Защитный вокруг тела начертал,
И этот круг меня наверх поднял.
Я был в воде и не в воде,
Я был везде и был нигде,
Я разделился без остатка
И стал прямой сердечной гладкой.
Мой друг смеялся озорно,
А я как будто был в кино
И с белого экрана
смотрел на кресла зала.
Для режиссера был показ:
Он с детищем знакомился.
Я улыбнулся, но смеяться мой друг не успокоился.
Как прежде холоду воды, поддался смеху я!
И отражённый от воды
Наш чистый смех, как луч звезды,
Пронзил туман и полетел, нам по болоту эхоя!
Запах моря
И здесь, на пляже смех был слышен,
Но не стихийный был — прокисший.
И только ребетня порой
Вытягивала смеха строй
До чистого задора
Под взглядами укора
Своих родителей лежащих,
С тревогой на детей глядящих,
Чтобы волной их не прибило,
И Солнце темя не палило,
Когда в запале озорства,
Под властью моря колдовства,
Они раздетые хохочут,
Панаму одевать не хочут,
Водой брызгАются, визжат
И на подстилку не спешат
Вернуться для обсушки!
Даже сушки
С маком
Их не прельщает запах!
Другое дело — запах моря,
Не знающий, кто тЫ и ктО я,
Ведущий взгляд за горизонт,
Дарящий сердцу продолженье
Его Земного приключенья.
Так приключенья своего я продолженья ждал,
А покамест дни лета коротал
На пляже,
По возвращении домой,
Надеясь в ящике найти ответ Наташи.
Часть первая. Начало сентября
Я мою школу знал с восьмого
Настал сентябрь, почтовый ящик был пустой.
Заброшенная летом школа наполнилось гурьбой
Всех возрастов от семи до надцати,
Казалось нам, уже просила: «Хватит»,
Когда последний любознательный малыш,
Чуть приуныв под тяжестью портфеля,
В мир новый робко сделал шаг,
И школа затворила двери.
Когда в одиннадцатом ты,
То школу видишь по-другому,
Тем чётче, когда волею судьбы
Ты одного стал гостем дома.
Я мою школу знал с восьмого.
Вначале всё в ней было ново:
Вдоль побелённого забора
Рябин стволы тугие,
Берёзки молодые,
Обрезанные тополя,
Чтоб не пылили почём зря
Июльскою порою,
Любимый детворою
Ступеней ряд, больших и малых,
Приют прогульщиков усталых -
За углом
И фиолетовый напротив дом,
В четыре этажа,
Украшенный на высоту руки цитатами Чижа,
Во внутреннем дворе площадка баскетбольная,
Где может разрядиться юность беспокойная.
Постройка не нова — история в ней дышит,
И тот, кто хочет, тот её услышит,
Переступив порог.
Я в классе был не одинок –
Нас четверо переселенцев было,
Кому родителей военная стезя
Мир путешествий подарила.
Я, Колька, Дима и Оксана,
Готовые восьмого Б стать частью плана,
Стояли у доски.
Запахом трески
Овеял нас
Походкой лёгкой заходящий в класс
Наш, вероятно, новый педагог.
Какие он приёмы приберёг
Воспитанникам стать адептами познанья,
И что сулило первое свиданье?
«Виталий Саныч Сумароков,
Сейчас, да и после уроков
Рад выслушать, обнять и обсудить,
Какую рыбу, как и где ловить,
Ну а пока — кусочек вяленой трески
За то, что долго так стоите у доски
Возьмите и идите,
И место по душе себе найдите:
Мы за уроком познакомимся позднее.
Какой-то жук журнал к столу приклеил.
Удобнее так даже стало!
Спасибо, жук!»
И время побежало!
В переспективе линий
И вот уже сентябрь, одиннадцатый класс,
И Сумароков, словно в зеркало, глядится в нас:
Мы повзрослели, он рыбалки место новое нашёл,
Кто-то остался, кто-то в школу новую ушёл.
Я среди тех счастливцев был,
Кто тягу путешествий утолил –
Спасибо моей маме!
Сумароков нам открыл, что в его плане
На текущий год нет ничего,
Чего бы не было у нас –
И посмотрел с улыбкой в класс.
Я густо покраснел, сжал крепче мой блокнот,
А Сумароков начал свой сентябрьский обход,
Насвистывая арию Канио.
Он обошёл Оксану-Коломбину,
Переглянулся с Колькой-Арлекином
И встал равнёхонько у нашей с Витькой парты:
«Вот здесь укрыли свой сундук пираты!
Не будет ли разрешено любезно
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 4
