затеявших во дворе игру в прыжки через головы, воспользовался случаем - вырвал у меня из руки недоеденный калач и проглотил его на моих глазах, прежде чем я успел опомниться.
- Это тебе не Спирова: тут будешь зевать - со слюной изо рта вырвут, - сказал Потапов, раздосадованный моей оплошкой.
Всего на несколько дней раньше меня пришел он в Пудож, но я почувствовал себя перед ним деревенщиной - вот что значит город! С этой мыслью я и засыпал в тот день на соломенном матраце, который постелил на полу рядом с матрацем Потапова.
Под головой - соломенная подушка, укрыт одеялом… Нет, все-таки в городе неплохо! Одна только загвоздка - протоиерей!
«СНЕБЕСДРАЩИТЕ»
Утром нас разбудил голос нашей кухарки, рябой бабы Домны:
- Вставайте, ребятки, пора!
Потапов поспешно вскочил, стащил с меня одеяло.
- Ты, Васька, не разлеживайся, сейчас Удав явится, - предупредил он.
«Удавом» ребята прозвали надзирателя. Он жил в том же доме, занимая со своей семьей все четыре комнаты верхнего этажа. Основная его служба была в канцелярии уездного воинского начальника. За общежитием училища он наблюдал между прочим - заходил сюда на минутку утром и вечером.
Как только мы поднялись, он явился, в кителе с погонами.
Стоя в дверях, Удав презрительно оглядывал спешивших одеться ребят. Он поглядел на Потапова, и Васька под его взглядом тотчас же стал прыгать на одной ноге, запутавшись в своих длинных, не по его росту, отцовских штанах. Потом Удав отрывисто скомандовал:
- Собрать и сдать матрацы!
Мертвящий взгляд Удава остановился и на мне, когда я с собранным в охапку матрацем в веренице ребят проходил мимо него в дальнюю комнату, где матрацы складывались один на другой в правильную стопку.
Под его взглядом у меня сразу ослабели руки, и я чуть не уронил матрац. И потом, в кухне, где мы столпились у двух медных умывальников, мне казалось, что Удав не спускает с меня глаз, что сейчас схватит за шиворот и вытолкает вон.
Молча наблюдавший за умыванием, Удав вдруг подал команду:
- Шеи мыть?
У меня не было привычки мыть шею, и я никогда не видел в деревне, чтобы кто-нибудь мыл ее, но тут, после команды надзирателя, я так старательно принялся мыть шею, что даже забыл умыть лицо.
Завтрак ничем не отличался от ужина и был проглочен мгновенно.
Все торопились повторить уроки, хватались за учебники; потом одни сидели, заткнув уши, другие ходили по комнате, тоже заткнув уши, и все зубрили вслух закон божий.
Это напомнило мне, что на экзамене главная загвоздка будет протоиерей, и я начал повторять про себя все известные мне молитвы. Но надо было уже идти в училище - дежурный велел выходить на двор строиться.
Строимся по двое в колонну; впереди - ученики-первогодки, посередине - ребята на голову выше, среди них становимся и мы с Потаповым, а позади встают парни, похожие на новобранцев, некоторые уже с усиками.
Со двора колонна бодрым шагом двигается к центру города под командой дежурного, который идет сбоку и покрикивает:
- Подайся вправо!
- Подайся влево!
- Тише кричать!
- Не разбегаться!
- Не драться!
Команда звучит строго, но действует слабо. Младшие шумят, дерутся, выбегают из строя, кидают камни в собак, а старшие пугают редких прохожих разбойничьим свистом.
Если навстречу идет чиновник или купец, дежурный, а за ним и вся колонна снимают шапки и громко, вразнобой приветствуют его:
- Здравствуйте!
Отступая подальше от колонны и опасливо поглядывая на нас, чиновник или купец отвечает:
- Здравствуйте, ребятки!
Вот и училище… Заходим в длинный коридор с одним светящимся из глубины окном, с давно не беленными, измаранными углем и карандашом, исцарапанными чем-то стенами и множеством дверей с обеих сторон. Потапов (он уже и тут все разведал) объясняет мне, какая дверь в какой класс (всего их четыре), какая в квартиру инспектора, какая в учительскую, какая в уборную.
Ребята разбегаются по своим классам, а мы остаемся в коридоре: ждем, когда нас позовут на экзамен; там уже выяснится, в какой класс идти.
Потапову не терпится - он заглядывает одним глазом в учительскую и крестится.
- Чего там?
- Сидит.
- Кто?
- Сам батюшка протоиерей.
Наконец в коридоре появляется косоглазый сторож Алексей и говорит нам:
- Пожалуйте на экзамен!
Голос у него такой, будто нам сейчас головы отрубят.
Экзаменуемся только мы двое, принятые в училище с опозданием. Первым входит в учительскую Потапов, я следую за ним.
- Здравствуйте! - громко говорит он, останавливаясь посреди комнаты и кланяясь.
- Здравствуйте! - повторяю я потише и тоже кланяюсь.
Перед нами стол, покрытый красным сукном, за ним сидят инспектор в мундире с золотыми пуговицами, седой протоиерей в черной рясе с золотым крестом в брильянтах, а по бокам их - учителя.
- Подойдите, дети, к столу, - говорит инспектор, показывая рукой, куда нам подойти.
Мы подходим, и Потапов опять кланяется и громко говорит:
- Здравствуйте!
- Как тебя звать? - сердито спрашивает его протоиерей.
- Василий Потапов с Кармоозера.
- А тебя разве спрашивают, с какого ты озера?
Потапов растерялся:
- Кого - меня-то?
- Да, тебя-то.
«Раз Потапов растерялся, дело плохо», - подумал я.
Но вскоре мы приободрились.
Инспектор начал задавать нам вопросы по русскому языку, и они оказались нетрудными: что такое существительное, что такое прилагательное. Мне пришлось просклонять «стол», а Потапову - «окно». Инспектор одобрительно кивал головой. Потом нас спрашивал по арифметике красивый молодой учитель, и он тоже остался доволен нашими бойкими ответами.
- А вот ответьте еще на такой вопрос: что тяжелее - пуд железа или пуд пуха? - обращаясь ко мне, спросил другой учитель, тот самый, с красными, как у плотвы, глазами, которому надо было отвечать без запинки.
Я уже знал, что этот каверзный вопрос будет задан, и Потапов научил меня, как на него надо ответить: по арифметике тяжесть одна, но если на голову, да без шапки, поставить пудовую гирьку, то будет тяжело; а если вместо гирьки поставить мешок с пудом пуха, то покажется куда легче.
- А ведь верно! Молодец! - оживленно заговорил инспектор. - Попробуйте, отец протоиерей, поставить себе на голову гирьку - покажется тяжеленько! - И он похлопал себя по рыжей голове.
Учителя заулыбались, а протоиерей, который сидел нахмурившись, нахмурился еще больше.
Инспектор, повернувшись
