словно ожидая теперь уже от самих солдат, что они добавят к словам командира.
Зимин поудобней расселся на выступе фундамента, скрутил цыгарку, заинтересованно посмотрел на молодых бойцов.
— Выходит, во-время подоспели к нам на подмогу, а? — спросил у одного из них, красноармейца с худощавым, насупленным лицом, с беспокойным, возбужденным блеском черных глаз. Он слушал Широнина всех внимательней.
— Выходит, так, — коротко, хмурясь, ответил красноармеец, отвел взгляд в сторону. На голове его, стриженной под нолевку, была непомерно большая ушанка — хоть вставляй в зазор два пальца, — и когда он поворачивал голову, то казалось, что ушанка оставалась на месте, недвижной.
— Что же ты, солдат, и шапку не подобрал себе как следует?
— Сойдет! — с хмурым безразличием кинул новичок.
— Он, товарищ старшина, про запас взял, на рост, — бойко и весело заговорил стоявший рядом с красноармейцем в большой ушанке другой паренек — широкоплечий, скуластый крепыш с огненно-рыжими бровями. — Я уж знаю, ему если чуб отрастет, и эта еще тесна будет!
Хмурый красноармеец бросил на приятеля недовольный взгляд: чего, мол, разболтался, в чубе ли сейчас дело?
— Откуда сами? — Заметив, что оба парня посматривают не столько на него, Зимина, сколько на цыгарку в его руках, Сергей Григорьевич протянул им табак. Рыжеватый красноармеец по-свойски взял кисет, но не раскрыл его, передал товарищу.
— Старобельские мы. Я и он. А есть тут и из Купянска, из Россоши, Коротояка.
— Тяжело, небось, пришлось за эти полтора года? — спросил Зимин, глядя на хмурого красноармейца и пытаясь объяснить себе его замкнутость и угрюмость. Солдат только махнул рукой; откликнулся на вопрос Зимина все тот же крепыш.
— Что уж и говорить, товарищ старшина. Вот его, Алексея, два раза в ортскомендатуре стегали за то, что на биржу труда не являлся. Потом месяц на чердаке сидел, прятался. Он оттого вроде и одичал… Дело понятное, тут и до петельки можно было дойти, если бы к партизанам не прибились.
— А прибились все-таки?
— А как же! Мы и до Изюма с отрядом ходили.
— Это хорошо, значит, автомат и граната для вас не новость… Ну а петельку теперь уж будем гитлеровцам готовить.
— Дело понятное, товарищ старшина, им одну уже скрутили под Сталинградом… Вот нам бы теперь только поскорее куда-нибудь определиться!
Широнин отсутствовал с полчаса. Пришел не один, а с заместителем командира полка по строевой части майором Евсеевым.
— Встать! — скомандовал Зимин, завидя подходивших офицеров. Но они направились не к первому взводу, а к отошедшему в сторону пополнению. Майор приказал маршевой роте выстроиться в одну шеренгу, довольно усмехнулся — молодые красноармейцы хотя и с минутным замешательством, но все же выполнили приказ дружно, стали ровным, плотно сомкнутым строем.
— Сколько же вам? — повернулся к Широнину и спросил Евсеев.
— Человек семь, товарищ майор. Так и полковник сказал.
Евсеев смотрел на шеренгу, будто затрудняясь, кого же выбрать. Смотрел на нее и стоявший позади офицеров Зимин. Парень в большой ушанке и его веселый приятель были в шеренге крайними слева. Коренастый красноармеец встретил пристальный взгляд старшины и недоуменно приподнял огненно-рыжие брови. Не почудилось ли ему? Да нет же, глаза старшины, который их расспрашивал и поделился табаком, дружелюбно щурились, подмигивали, звали: что, дескать, теряешься, будь смелей, выходи! Крепыш толкнул локтем товарища — ну-ка, за мной! — и оба решительно сделали шаг вперед, замерли в ожидании.
— Эге, да ребята расторопные, нетерпеливые, догадываются и сами, в чем дело, — засмеялся, прощая этот самовольный выход из строя, Евсеев. Подошел к роте, размашистым жестом руки — будто откраивал добрый ломоть — отделил от шеренги еще пять красноармейцев.
— В первый взвод, ясно?
— Ясно, товарищ майор, — ответил за всех старобельский паренек.
Когда Евсеев распределил по ротам остальных и ушел, Широнин достал полевую тетрадь — классный журнал, вписал в него новых бойцов. Первым был парень в большой ушанке Алексей Крайко, затем его напарник Василий Танцуренко, затем Сухин, Визгалин, Гертман, Силаев, Субботин…
И вот первый взвод шагал по улице села к переезду.
Как ни трудно было в последние дни с подвозом боеприпасов, Билютин приказал выдать Широнину все, что он сочтет необходимым. И теперь почти каждый боец нес, помимо личного оружия, ящики с противотанковыми и осколочными гранатами, патронные ящики. Широнину даже удалось заменить один из ручных пулеметов, отражатель которого в бою под Червонным оказался неисправным, и получить новенький, покрытый еще заводской смазкой. Билютин обещал придать взводу и одно противотанковое орудие из полковой батареи.
Идя сейчас чуть сбоку колонны по перемешанному с грязью снегу, Петр Николаевич вспоминал недавний разговор с Билютиным. Полковник вначале пытливо расспрашивал о нем самом, о бойцах взвода, улыбнулся, услышав знакомые фамилии старослужащих Болтушкина, Скворцова, Вернигоры, попросил рассказать об остальных. Только потом заговорил о задаче, которую решил поставить перед первым взводом. И тогда в глазах Билютина проступило выражение такой суровой, властной требовательности, которую придает только твердая убежденность в том, что слушающий его человек никуда, ни на какую долю секунды не уклонится от повелевающего над всей его жизнью высшего долга.
— Ну, желаю вам успеха, — сказал и, может быть, дольше, чем обычно это делают, задержал руку Широнина в своей горячей руке. — Да не забывайте почаще докладывать Решетову обстановку…
Взвод прошел уже полпути и поровнялся с приземистым крытым черепицей домом, у двери которого стояла бричка санвзвода. Ездовой и девушка в шинели сгружали с брички носилки и какие-то обернутые плащ-палатками узлы. Завидев проходившую колонну, девушка выпустила из рук носилки, стала всматриваться в ряды красноармейцев.
— Товарищ лейтенант, это же нашего Грудинина женка, — сказал Зимин, узнав медсестру.
— Грудинин, выйти из строя! — Широнин обернулся, разыскал взглядом красноармейца и с усмешкой кивнул в сторону дома.
Грудинин подбежал к Вале.
— А ты чего здесь?.. Ты же в санроте.
— Была в санроте… а теперь с вами, в батальоне.
Из-под ушанки Вали выбивались кудряшки, и она убрала их рукавом шинели, сдвинула на затылок и ушанку, открыв высокий, крутой лоб.
— Сама… ну, конечно, сама… — не спрашивая, а утвердительно произнес Грудинин, не отводя взора от этого лба, от пронзительно синих, искрящихся глаз.
— Ну, ладно, сама не сама, а зато теперь вместе, — подтвердила догадку Василия Валя и озабоченно зашарила рукой в карманах шинели. — Табак тебе нужен? У нас во взводе старшина не курит, всегда могу взять…
…Грудинин нагнал взвод уже у переезда.
Колонна поднялась на железнодорожную насыпь. К югу и северу убегали не подорванные гитлеровцами рельсы большой магистрали. Петр Николаевич, уже знакомый с местностью по карте, теперь внимательно, изучающе смотрел на участок, который предстояло занять взводу. Слева
