Глава I. КРЕЩЕНИЕ
Боевые порядки эскадронов выходили на рубежи атаки.
Тишину, возвращенную умолкшей артподготовкой, вспарывал звонкий цокот подков о промерзшую землю. Гул, схожий с растущим шквалом урагана, далеко разносился по заснеженной степи.
Над белой равниной занималось морозное утро. Из балок и низин, где лед еще не сковал воду, клубился сизый туман. Со стороны ближнего кургана тянуло гарью — то дотлевал подожженный вчера хутор. По обочинам дороги в беспорядке, какой может создать только война, кособочились разбитые повозки, артиллерийские упряжки, подорванные на минах и подбитые танки, грузовики, искореженные и перевернутые орудия, валялись ящики, лежали трупы лошадей и солдат.
Командиры подразделений — чуть впереди своих отрядов. Один за другим они выхватывают из ножен шашки, берут их «к бою». Взводы следуют их примеру. Кони ускоряют бег. Из-под копыт в лица людей летят плотные комья снега. Но ощущения боли нет, оно приглушено чувством ненависти и одной мыслью: «Достичь высоты — уничтожить врага!»
Топот, звон снаряжения, храп коней, редкие голоса — все вне сознания бойца. Он глазами мерит остающееся до высоты расстояние, всем телом устремляется вперед, облегчая ход коню, смотрит перед собой немигающим взглядом. Взвод за взводом поднимается на стремена.
Внезапно воздух сверлит красная ракета, и тут же вздрагивает земля. Противник открывает плотный заградительный огонь.
От середины к флангам цепей раскатывается мощное: «У-р-а-а-а!!!» Высота ощетинивается белыми, желтыми, красными большими и малыми вспышками. Взрывы взметают в небо черно-белые фонтаны. Свист мин и снарядов, визг осколков, крики, проклятья, стоны, алая кровь на снегу, топот и конское ржание, глухие удары падающих тел, разноголосица, затухающее «ура»…
Огонь противника, бьющего с укрытых позиций сверху, расстраивает первую цепь. Вторая и третья редеют на глазах, распадаются, но все же продвигаются вперед, чуть дальше, ближе к высоте. Передовые конники видят танки, врытые в землю. Огонь их пушек и пулеметов бросает бойцов на землю, заставляет слиться с ней.
Атака захлебывается. Не помогают и станковые пулеметы тачанок.
И тогда из лощины, покрытой кустарником, выносится в развернутом строю третий полк дивизии. Впереди, на гнедом дончаке, скачет заместитель командира корпуса, генерал-майор Кулиев.
Прославленный в боях под Москвой, он сам ведет полк в атаку. Так бывало часто. С первых дней службы в Красной Армии Якуб Кулиев считал, что личный пример не только лучший метод воспитания солдат, но и гарантия успеха, верный залог победы.
Рядом с генералом на тонконогом ахалтекинце, которому никак не понять, отчего в этих местах песок такой белый и обжигает холодом, скачет командир полка майор Акопян. Правее него знаменосец и трубач, чуть сзади коновод — молчаливый, расторопный и исполнительный Таган.
Громко звучит команда:
— Ш-а-ш-к-и в-о-н-н!
С сухим треском рвутся мины, вздымают столбы земли снаряды, свистят пули, вырывая из строя людей. Но рубеж, где была рассеяна первая цепь, пройден. Зона губительного огня позади. Но слева, совсем рядом, прямой наводкой ведут огонь пять танков.
Разрывается снаряд. Кулиев откидывается в седле, поводья выскальзывают из руки. Генерал теряет равновесие. К нему бросается ординарец. Командир полка, круто осадив мокрого, в клубах пара коня, соскакивает с него, успевает принять на руки тяжело осевшего в седле Кулиева и бережно опускает его на землю.
Знаменосец и трубач уносятся с цепью вперед. Скакавшие сзади бойцы притормаживают, спешиваются. Кулиев открывает глаза, приподнимается на локте.
— Вперед, джигиты! Вперед! — Голос его хрипит и срывается.
Акопян вскакивает в седло.
— Вперед! Генерал приказал — вперед! — кричит майор — олицетворение ненависти, мести, азарта. — Таган, доставишь генерала в госпиталь. Доложишь! — И Акопян с места переводит нервно танцующего под ним ахалтекинца в галоп. — За мной! Вперед! Приказ Кулиева: в-п-е-р-е-д!!
Командир увлекает за собой бойцов, и цепь снова выравнивается. Таган спрыгивает на землю, укладывает в снег послушного коня, прикрывая им раненого генерала.
— Давай! Дуй! — говорит Таган ординарцу, указывая рукой в сторону лощины. — Там санитары. Дуй! Понимаешь? Быстрее!
Тем временем у высоты запылал первый танк, подожженный бутылкой с горючей смесью. В ближних окопах и траншеях завязался рукопашный бой.
Генерал потерял сознание, и Таган с болью подумал о том, что помощь не подоспеет вовремя и Кулиев умрет у него на руках. Один среди развороченного сражением поля, среди убитых и раненых, Таган сидел, боясь пошевелиться, чтобы не причинить боль командиру, голова которого лежала у него на коленях.
Он размышлял о справедливости, о том, кто же и что вершит судьбами людей, и молил аллаха сохранить жизнь Кулиеву, которого знали и любили в каждом полку, в каждом эскадроне.
Якуб Кулиев прославил свое имя еще летом и осенью 1941 года в боях на Брянском и Центральном фронтах. В 4-м кавалерийском корпусе были известны храбрость и безграничная отвага генерала, и каждый знал, что в минуту отдыха к нему можно было обратиться просто по имени и отчеству.
Двуколка прибыла, когда огненный шквал несколько стих — то передовые подразделения дивизии вклинились в расположение противника. «Почему такого человека не охраняет судьба? Как могло его ранить? Лучше бы меня», — думал Таган, помогая санитарам уложить генерала на носилки.
Якуб Кулиев был доставлен в госпиталь, но в тот же день к вечеру скончался. Случилось это 20 декабря 1942 года в селении Абганерово, в один из тех шести дней — наиболее тревожных и тяжелых, — в течение которых, по сути дела, решалась судьба великого сражения под Сталинградом.
* * *
Ровно за месяц до этого, 20 ноября, части 4-го кавалерийского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Т. Т. Шапкина были введены в прорыв в районе высоты 87 и хутора Захарова между озерами Цаца и Барманцак.
Перед началом боевых действий в полках, состоявших в большей степени из туркмен, узбеков, казахов, таджиков и киргизов, командиры и политработники проводили беседы с бойцами на их родных языках.
Войдя в прорыв с наступлением ночи — ненастная погода, снегопады и туман не оказались помехой, — части корпуса к утру 21 ноября, уничтожив прикрытие противника, вышли на подступы к селению Абганерово одновременно с севера и востока.
Шестидесятипятикилометровый марш-маневр по резко пересеченной местности, с глубокими, засыпанными снегом балками, тяжелыми подъемами и спусками завершился коротким жарким боем, и противник с большими потерями был отброшен в район Аксая.
Не успели конники 61-й
