затем говорит: — Это Мария. Быстрее. У нее на хвосте люди.
Виктор прижимает оружие к боку и бежит так быстро, как только может, крича: — Мария!
К черту это.
Я бросаю оружие на землю и, как ни в чем не бывало, толкаю себя, впервые проскочив мимо Виктора.
Не сводя глаз со своей жены, я наблюдаю, как она спотыкается, поднимается на ноги и поворачивается лицом к мужчинам, выползающим из тени.
Ужас вырывает у меня крик, когда она направляет ствол своего пистолета на баллон с пропаном.
— Нет!
Она слишком близко.
Ее тело дергается, когда она делает выстрел, и клянусь, моя душа поднимается и покидает мое тело, пока идут секунды.
Она промахивается и отшатывается назад, издавая вопль, прежде чем выронить пистолет.
— Мария! — Я кричу снова, и на этот раз ее голова поворачивается в нашу сторону.
При виде нас она падает на колени, на ее лице смешиваются боль и облегчение.
Господи, что они с ней сделали?
Мимо меня начинают пролетать пули от Виктора, дяди Алексея и дяди Дмитрия.
Когда я оказываюсь всего в нескольких футах от Марии, она заваливается на бок, и я падаю рядом с ней, просовывая руку между ее головой и землей в самый последний момент.
Ее дыхание со свистом срывается с губ, и она выглядит так, словно побывала в аду и вернулась обратно, но ей все еще удается криво улыбнуться.
— Как раз... вовремя. — Она поднимает окровавленную руку к моей челюсти, и я хватаю ее, запечатлевая поцелуй на ее ладони. — Люблю...
Ее глаза закрываются, и я теряю свой гребаный разум.
— Нет! — Встав на ноги, я поднимаю безвольное тело Марии и начинаю бежать обратно в направлении вертолета. — Не смей, блять, сдаваться сейчас, — приказываю я.
— Я передал по рации, чтобы вертолет прилетел к нам, — кричит дядя Дмитрий мне вслед.
Я останавливаюсь и смотрю на небо, держа в руках осколки своей жизни.
Когда стихают последние выстрелы, дядя Алексей встает передо мной. На его лице столько боли, когда он смотрит на состояние своей дочери.
Медленно он протягивает руку к ее шее, проверяя пульс. Он закрывает глаза, и я начинаю качать головой.
Я отказываюсь прожить день без Марии.
Дядя Дмитрий убирает руку дяди Алексея и проверяет пульс Марии, затем бормочет: — Он слабый, но есть. — Он окидывает ее взглядом. — Она потеряла чертову тонну крови.
Вертолет приземляется, и мы спешим занести Марию внутрь. Я держу ее в своих объятиях, когда сажусь, отказываясь отпускать ее.
Дядя Дмитрий достает привезенную с собой аптечку и начинает работу по остановке кровотечения.
Виктор помогает своему отцу, и каждые пару секунд двое мужчин ругаются, когда находят новую рану.
Я не могу поверить, что они с ней сделали.
Дядя Алексей кладет руки по бокам головы Марии и прижимается ртом к ее волосам.
Клянусь, я впервые вижу, чтобы этот человек молился какому-либо богу.
Учитывая реальную возможность того, что Мария умрет у меня на руках, я могу только смотреть на ее лицо. Даже сейчас я никогда не видел ничего более прекрасного.
— Трех дней было недостаточно, — шепчу я ей, моля Бога, чтобы она меня услышала. — Мы заслуживаем прожить всю жизнь вместе, так что ты продолжай бороться, amore mio. — Слеза скатывается по моему подбородку и падает на окровавленную шелковую блузку Марии. — Я люблю тебя так чертовски сильно. — Моя грудь ноет от того, что щупальца потери собираются в самых темных уголках моего сердца. — Дай мне шанс полюбить тебя.
Приземляясь на крыше больницы, которую дядя Алексей построил после того, как тете Белле пришлось получать медицинскую помощь в подземной больнице, Виктор распахивает дверь. Я вижу двух врачей, ожидающих с носилками, их белые халаты развеваются на ветру.
Я стараюсь не задеть тело Марии, когда выхожу из самолета и несу ее к ним.
— Спасите мою малышку, — умоляет дядя Алексей одного из врачей, пока я укладываю ее на носилки.
— Я сделаю все, что в моих силах, сэр, — отвечает она, прежде чем они подталкивают ее к лифтам. Мы все следуем за ними, и, заходя внутрь, я беру Марию за левую руку. Мой большой палец касается ее пустого безымянного пальца, и клянусь, в следующий раз, когда я надену ей свое кольцо, скажу ей, как сильно я ее люблю.
Прямо перед тем, как двери открываются, я наклоняюсь к ней и прижимаюсь поцелуем к ее губам.
— Вернись ко мне.
Двери открываются, и я отступаю, когда они вывозят ее из лифта и везут по коридору.
Мы останавливаемся у двойных дверей, и медсестра советует нам подождать в приемной.
Никто не произносит ни слова, между нами висит тяжесть произошедшего.
Мы никогда не думали, что кто-то может противостоять Братве и итальянской мафии.
Мы думали, что непобедимы.
Мы ошибались.
Я опускаюсь на стул и закрываю лицо руками.
— Это были албанцы, — бормочет дядя Алексей.
— Они месяцами пытались проникнуть на территорию Луки, — сообщает Виктор нашему крестному отцу.
Она была моей женой всего три дня, а это значит, что они следили за каждым моим шагом.
— Они планировали эти нападения некоторое время, — говорю я. — Это не последнее. — Я поднимаю голову и смотрю на каждого из остальных мужчин. — Как только Мария вернется домой и ей станет лучше, я вступлю с ними в бой.
— Мы, — рычит дядя Алексей. Он встречается со мной взглядом. — Мы вступим с ними в бой.
Глава 25
ЛУКА
Тетя Белла и тетя Ариана врываются в комнату ожидания, мои родители следуют за ними.
Моя мать была с моими тетями, когда случилось это дерьмо, и дядя Алексей позвонил им только после того, как мы добрались до больницы.
— Что, блять, случилось с моей дочерью, — кричит тетя Белла.
— Ее похитили албанцы, — объясняет Виктор.
Глаза тети Беллы полны ярости и беспокойства, когда она встает перед своим мужем.
— Почему это произошло? — Она направляет свой гнев на меня. — Почему ее не защитили?
Когда Виктор делает шаг вперед, я хватаю его за руку и качаю головой.
— Это на моей совести.
Все взгляды обращаются ко мне, когда я говорю:
— Я беру на себя всю ответственность. У нее должно было быть больше охраны. — Я качаю головой,
