бывает: когда бездельничаешь, неприятности не заставляют себя ждать.
Пышущий здоровьем холостяк в полном расцвете сил, я наслаждался легкой жизнью в роскошном отелe, где потакали всевозможным проказам и шалостям: сделкам, интрижкам, увлечениям, мимолетным романам – все напрокат, все взаймы, не в полную собственность. Я носил кожаные штаны. Я рассекал на «тандерберде». И целыми днями оттягивался по полной – как правило, не в одиночестве. Вкушал радости жизни.
Я предавался забавам, купался в лучах славы, не наблюдал часов. После съемок я читал сценарии, загорал у бассейна, писал стихи, угощал друзей обедами, выгуливал Мисс Хад, отправлялся на пробежку, а по вечерам тусил в огнях Голливуда. Короче, я проводил дни без забот, а ночные приключения происходили в шаговой доступности, что было дополнительным бонусом, учитывая мое пристрастие к неограниченной выпивке. Я ужинал с друзьями, а потом мы возвращались в «Шато Мармон», где веселье продолжалось – песни, танцы, дружеские потасовки. Определив место, я подогнал его под себя и таким образом заполучил ключ от кухни отеля, чтобы иметь возможность поджарить себе стейк в три часа ночи.
А потом мне предложили роль в фильме «Власть огня». Дентон Ван Зан, крутой парень с огрызком сигары в зубах и карликом на плече, апокалиптический драконоборец, пожирал сердца убитых драконов сырыми. Карлика я заценил, но, к сожалению, его вырезали из сценария. Я сразу понял характер персонажа, и мне ужасно захотелось его сыграть. Ван Зан, человек своеобразного склада, занимался своим делом не ради того, чтобы выжить самому, а ради спасения человечества; человек-остров, которому изоляция давала полную свободу.
То ли восемнадцатимесячное гедонистическое дуракаваляние в «Шато Мармон» – выпивка, женщины, обжорство, – то ли попытка как можно быстрее отстраниться от выхолостившей меня искрящейся фальши ромкомов, а может, и то и другое, вызвали во мне отчаянное желание заслужить право на «субботние развлечения». Мне нужен был желтый свет.
Сколько себя помню, я все время раздумывал над своим существованием, искал смысл в своей жизни, но теперь впервые поставил под сомнение существование Бога. Может быть, это экзистенциальный кризис? Нет, скорее экзистенциальный вызов. Я был к нему готов. Я не то чтобы утратил веру в Бога, но стал еще больше полагаться на свои собственные силы и на свободу воли. Я не собирался больше списывать свои неудачи на рок и судьбу, я готов был властвовать над собой, винить и оправдывать себя самого. Я жаждал доказать самому себе, что моя участь целиком и полностью зависит от меня одного.
Мне надоело беззаботное, безнаказанное существование, я устал от незаслуженных прощений, от фальшивого сочувствия, от заученной вежливости, от бесконечного потакания своим прихотям. Глупо жить завтрашним днем, если сломя голову мчишься на красный свет. В молитвах мне хватало смелости признавать свою вину, но перестать молиться было боязно, однако же я рискнул предположить, что, возможно, от предметных молитв никакого толку все равно не будет, и прекратил просить о конкретных вещах.
«Боже, если Ты есть, – думал я, – надеюсь, Ты оценишь человека, который в поте лица своего стремится к самоопределению. Надеюсь, Ты наградишь человека, который решил больше не прятаться за слепой верой в то, что все в Твоих руках».
Короче, роль Ван Зана была мне в самый раз. Я был к ней готов.
Я согласился на роль и немедленно обрил голову наголо. Почему? Естественно, можно было сказать, что таково мое видение героя или что я хотел своим поступком разозлить руководство студии, но, если честно, дело было в том, что у меня редела шевелюра.
Я как раз надумал обратиться к средству для восстановления волос под названием «Регеникс», которым надо было пользоваться дважды в день; еще я где-то вычитал, что бритье головы укрепляет волосы и они растут гуще. Будучи человеком, который осознает, как важен внешний вид, я решил, что Ван Зан должен быть бритоголовым[10].
Если вы хоть когда-нибудь брили голову, то знаете, что череп не гладкий, как шар. На моем оказались шишки и вмятины, а кожа головы шелушилась и была белой, как мел. Как только я обрил голову, меня сфотографировал какой-то папарацци, и моя фотография появилась в следующем номере журнала «Пипл».
А у меня раздался телефонный звонок.
– Я знаю, ты не обрил голову, – прозвучал в трубке зловещий шепот.
Ради его же блага я не стану называть имя того, кто звонил, скажу только, что это был один из руководителей студии, изрядно вложившийся в фильм.
– А вот и обрил, – нагло ответил я.
– Ничего ты не обрил. Я отказываюсь в это верить, Мэттью. Ты просто напялил лысый парик. Из вредности, – безапелляционно заявил он.
– Нет. Я обрил голову.
Он бросил трубку.
Где-то после полудня гостиничный портье принес мне в номер послание, написанное от руки.
Сегодня утром, мистер Макконахи, вы отказались подтвердить,
что на самом деле не обрили голову.
Если вы продолжаете на этом настаивать,
убедительно просим вас признаться в обратном,
чтобы все-таки приступить к съемкам нашего фильма.
Если же вы действительно обрили голову,
то это большая трагедия и непростительная ошибка;
подобный поступок значительно ухудшит вашу карму.
Да-да, он не только выделил жирным шрифтом «ухудшит вашу карму», но и подчеркнул эти слова.
«Что ж, – подумал я, – надо бы надрать ему задницу только за то, что он наводит тень на мою карму. А вот с бритой головой сложнее. Похоже, из-за этого может сорваться контракт…» Гм. Хотел разозлить руководство студии? Вот, пожалуйста.
За годы, проведенные в Голливуде, я многое понял и кое-чему научился. Для начала в голливудском бизнесе лучше вести свою игру, чем делать бизнес, играя по голливудским правилам. Надо врубиться в шутку, а шутка заключается в том, что нет ничего личного. Вообще. Ни «я тебя обожаю», ни телефонные звонки, на которые не отвечают, если твой фильм провалился. Да, за тобой пришлют лимузин, но домой придется ехать на такси. Ничего личного, просто бизнес.
«Ухудшит вашу карму» – не угроза. Ничего личного. Просто наглость, бесцеремонная, надменная и бестактная. Надо поставить его на место.
В те выходные должен был состояться какой-то очередной прием, на котором ожидались все крупные шишки голливудских киностудий. И разумеется, мистер Ухудшу Карму.
«Гуччи» сшили мне на заказ ярко-голубой костюм-тройку, под цвет моих глаз. Я пять дней по четыре часа жарился на солнце у бассейна, чтобы загорела бледная кожа бритой головы, а потом натер скальп маслом (не норковым!), так что он засиял не хуже, чем у Дуэйна Джонсона. И пошел на прием. Мистера Ухудшу Карму я там не заметил, да оно и не потребовалось. Заметили меня. Особенно дамы. И все остальные тоже.
На следующий день у меня зазвонил телефон. Мистер Ухудшу Карму.
– Мэттью, я сначала разозлился,
