короткий
подъем к месту водопоя, где высокие ореховые и
грушевые деревья бросали прохладные тени. Буйволы, мыча, ложились в трясину возле родника.
Аюб выкриками увлеченно регулировал ответственный момент пойки: большие животные могли
пободать слабых или рогами могли нанести травмы друг другу.
Через несколько минут Аюб со вздохом опустился под раскидистую крону орехового дерева.
Потом он, подтянув к себе сумку, отработанным
движением левой руки откинул ее подол, доставая
хлеб, сыр и металлическую солдатскую флягу с холодной водой из родника. Пообедав, он прижал голову к стволу дерева и уснул мертвым сном вместе
со своим стадом.
Через некоторое время его сон неожиданно прервали вспышка молнии и раскаты грома – началась
гроза. Аюб быстро достал из сумки болоньевый плащ
и накинул его на плечи. Он наблюдал, как жирные
капли дождя ударялись о гладкую зеленую поверх-
126
ность толстых ореховых листьев, ручьем сползали
по их середине на землю, покрытую низкорослой
зеленой травой. От земли шел пар. Ласточки весело
резвились, перелетая от одного дерева к другому.
Когда дождь прекратился, воздух стал таким свежим
и прохладным. У Аюба дух перехватило – он застыл,
глядя на небо, в котором кучевые облака, подгоняемые ветром, шли на юг по сине-голубому небу. Рай!
Когда Аюб, весь мокрый, пригонял стадо, Селим встретил его на окраине села.
– Гьапур-дава, – поздоровался Селим, протягивая руку. – Весь промок, брат? Тяжело тебе хлеб
достается.
– Да ничего, – ответил Аюб. – Дай сигарету, а
то мои промокли.
Селим, протягивая сигарету, сказал:
– Плохи дела, Аюб, – он посмотрел ему прямо в
глаза. – Народ не собирается давать тебе денег так
быстро, как ты хотел.
У Аюба задрожали руки, в которых он держал
горящую спичку.
– Не может быть, – отрешенно произнес Аюб. – Я
сегодня жду денег. – Он бросил долгий вопросительный взгляд на Селима, выдыхая из легких сигаретный дым. Селим молчал.
Утро тридцать первого июля. Стадо стоит в
центре села в ожидании пастуха. Его нигде нет. В
воздухе нарастает напряжение. Джамал неотрывно смотрит на Сабира, лицо которого стало чернее
тучи. Старейшина села достал из нагрудного кармана записную книжку, где велся учет денег и списка очередности. Оторвав взгляд от страницы, он
посмотрел на Сабира и произнес:
– Твоя очередь, Сабир.
Сабир негодовал:
– Я ни за что не пойду пасти коров, – решительно произнес он. – Я сейчас же поеду в Ме-
127
жгюл и привезу этого сукина сына сюда. Явное
недоразумение.
– Может, он заболел, – ехидно вставил Селим. –
Вчера после дождя он был весь мокрый.
Сабир с Джамалом открыли дворовую калитку
Аюба. Во дворе Джамал заметил совсем другую атмосферу: собака с диким оскалом рвалась с цепи, куры
не шествовали, как месяц назад, а летали, роняя перья.
Аюб появился в майке и недружелюбно посмотрел на гостей.
– В чем дело, Аюб? – гневно спросил Сабир. –
Ты почему сбежал, нарушив договор?
– Я? – Аюб высоко задрал голову. – Я? – Он
ткнул пальцем себе в грудь. – Вчера был последний
день месяца, и вы мне не заплатили. – Он нервничал и заикался.
Гости пришли в замешательство.
– Аюб, – вкрадчиво начал Сабир, – вчера не был
конец месяца. В июле месяце тридцать один день.
Тридцать один, – подчеркнуто добавил он.
Аюба это нисколько не смутило
– Это мне не интересно, – твердо сказал он, зло
покачивая головой. – Может, у кого-то в месяце сорок дней, а у меня тридцать. Тридцать.
Калитка захлопнулась так сильно, что штукатурка посыпалась на голову Сабира.
Джамал не выдержал и разразился громким басистым смехом, и смеялся до тех пор, пока слезы
не хлынули из глаз.
Сабир, растерявшись, застыл, не зная, что сказать.
Позже старейшина села, провожая Сабира пасти стадо, сказал:
– У нас есть поговорка, Сабир: с чужой лошади
слезают посередине речки.
128
ТЕОРИЯ ВЕРОЯТНОСТИ
После окончания второго семестра студенты
обретали свободу от учебы и каждый сам выбирал
себе занятие. Кто куда ехали: мой сосед по общежитию Аким собирался на родину в Африку, Педро
из Доминиканской Республики – в Японию, чтобы
защитить очередной черный пояс по каратэ, – с
ума сойти! – а Диссонаяки из Шри-Ланки – в Англию, чтобы нарастить волосы на образовавшейся
на голове лысине, – я ему очень сочувствовал. Я
же выбрал строительный отряд и делал последние
приготовления для отъезда в Братск.
Я купил гимнастерку и краской, по единому
шаблону для всего отряда, наносил на ее спину
контуры меридианов земного шара с голубем –
символом мира. Все это время Аким, смугловатый
студент с черными как смоль волосами, молча сидел на кровати, отрешенно уставившись в пустоту.
– В чем дело, Аким? – спросил я, выпрямившись и держа губку с краской в руке. – Ты с утра
был такой радостный, что улетаешь домой, а сейчас на тебе лица нет. Может, поедешь со мной на
БАМ?
Аким дружески посмотрел на меня и изогнул
губы в усмешке.
– Проблема, – выпалил он. – Ты помнишь моего земляка Шарафа? Он в прошлом году окончил
учебу.
– Худой, высокий, веселый? – спросил я, вспоминая африканца.
– Да, – согласился Аким. – Он мне звонил сегодня. Он просил, чтобы я ему привез вина, – Аким
сделал паузу и посмотрел на меня. – А у нас там
сухой закон. Я не знаю, что делать.
– Ну ты же христианин.
– Какая разница, закон есть закон.
– Тогда не вези, – посоветовал я.
129
– Я ему обещал. Не одну, не две, а десять
бутылок вина, представляешь? А он обещал кому-то еще.
– Тогда отвези, – предложил я с иронией.
– Как?
– Очень просто, – сказал я. – Покупаешь четыре
трехлитровых банки с виноградным соком, с этикетками, сок выливаешь, а туда заливаешь вино.
А потом закатываешь их новыми крышками. Все.
Если попадешься – виноват завод. Ты помнишь,
как в прошлом году мы купили в магазине бутылку
водки? И что там было?
– Вода.
– Вот именно! Так что давай дерзай, парень.
Шараф в европейской одежде – в
