Я так разозлилась, узнав, что священник тебя наказал, что готова была разнести наш храм топором. Ведь это моя церковь. Моя вера. Я не пропустила ни одной воскресной мессы, ни одного церковного праздника. Мы с твоим отцом платим десятину. Церковь веками выживала вовсе не благодаря священникам. Золотые ризы меня не пугают. Я готова говорить с кардиналами, епископами, монсеньорами[82], я вправлю им мозги. И к священнику я пошла, потому что думала, что смогу его переубедить. Но не смогла. Он сказал, что если позволит тебе остаться, то все местные женщины прослышат о твоих знаниях и прибегут к тебе за листовкой, а тогда скоро в Виареджо не останется ни одного ребенка! Представь себе, какое глупое заявление. Я чуть было не сказала ему, что он мог бы сделать со своей бессмертной душой, но твой отец делает чаши для Римской церкви, и мы не можем позволить себе потерять эту работу.
– Мама, впервые в жизни ты придержала язык.
– Да, но ради высшего блага. Я знаю, как все устроено. И оно того не стоит. Искупи свою вину и возвращайся домой, и мы больше никогда не будем об этом вспоминать.
Доменика сглотнула комок. Мать, конечно, была слишком наивной, да и Претуччи, сказать по правде, тоже. Доменика прекрасно понимала, что значит получить клеймо в маленьком городке. Сильвио Биртолини чуть не забили до смерти за то, что он был незаконнорожденным. Она помнила, как относились к Вере Вьетро. Сейчас так относились и к ней самой. Люди смотрели мимо нее, будто ее не существовало. Они мгновенно забыли все хорошее, что она для них сделала. Даже если раньше тебя любили, если ты всем помогал, защиты от сильных мира сего не существовало. Они могли выбросить тебя ради своей прихоти.
Нетта приготовила кофе, как любила Доменика. Она отставила кофеварку с эспрессо в сторону. Откинула крышку ледника в полу, достала бидон со свежими сливками. Подогрев сливки в кастрюльке на огне, пока они не вспенились, налила эспрессо и сливки в маленькую чашку. Добавила чайную ложку сахара и протянула чашку дочери.
Доменика медленно выпила сладкий кофе со сливками, наслаждаясь вкусом. Она понятия не имела, готовят ли такой же в Марселе. Большую часть жизни это был ее завтрак, и она не могла представить себе утро без него. Она поставила чашку на стол.
– Я не хочу уезжать, мама.
– Не говори так, Доменика. Ты должна быть сильной. Не смей плакать. Не позволяй им сломить тебя.
– Меня наказывают за то, что я выполняла свою работу.
– Ты единственная образованная женщина в этом городе. Он слишком мал для твоего ума.
Чрезмерная прямолинейность матери пугала Доменику.
– Мама, следи, пожалуйста, за тем, что говоришь людям. Я насчитала еще больше перископов. Они уже здесь.
– Немцы?
– Пока нет. Итальянцы. Regia Marina[83]. Королевский флот дуче.
– Что бы ни случилось, мы с твоим отцом будем усердно трудиться.
– Никому не доверяй, мама. Я серьезно.
Нетта села за стол рядом с дочерью.
– Если они придут за нами, я не буду сопротивляться.
– Вам надо уходить сейчас. Не тяните, – взволнованно сказала Доменика. – В горах у нас есть родственники. Они вас примут.
– Я поговорю с отцом.
– А за меня не волнуйтесь. Поработаю там и вернусь домой, как только смогу.
– Держись поближе к монахиням. – Нетта обняла Доменику.
– Лучше держись от них подальше. Моя дочь никогда не станет монашкой. – В кухню вошел Кабрелли.
– Я им не нужна, папа.
– Да хоть бы и нужна. Они тебя не получат. Уповать на милостыню, чтобы получить еду, одежду и пару новых башмаков? Ты станешь просто целомудренной побирушкой. Нет, моя дочь ни за что не примет эти подачки. К тому же башмаки у них уродливые.
– Не беспокойся, папа. Я могу позволить себе собственную обувь. И даже красивую. Видишь? – Доменика показала отцу черные кожаные туфли, которые сшил для нее местный башмачник.
– Не забывай, монахини всегда себе на уме. Не позволяй им заговаривать тебе зубы. Они любят разглагольствовать о том, какой прекрасной может быть монастырская жизнь. Когда к нам приезжали миссионеры, я всегда тебя прятал. Они убеждали родителей, что если те отдадут своих дочерей на служение, то и о них позаботятся. – Отец вложил ей в руку свои золотые карманные часы: – Вот, возьми.
– Папа, но они нужны тебе самому.
– Я хочу, чтобы они были у тебя.
– Они должны достаться Альдо.
– Мне решать, что кому достанется.
– Спасибо, папа. – Доменика убрала часы в карман.
– Когда у тебя есть что-то ценное, люди считают, что ты и сам чего-то стоишь. Носи часы, чтобы тебе знали цену. – Отец поцеловал ее в щеку и направился к входной двери, взяв чемодан.
– Пора. – Мать встала и крепко обняла дочь. Они молча последовали за отцом.
Кабрелли отворил входную дверь. Было еще темно, но первые утренние лучи уже заглядывали в городок, мягко касаясь горизонта. На улице перед их домом собралась небольшая толпа. Доменика узнала своих двоюродных сестер с виа Фиренце, несколько старых школьных приятелей и даже Претуччи, который остановился по пути на работу, держа в руках свой медицинский саквояж, словно тоже отправлялся в дорогу.
Доменика поздоровалась, и по толпе пронесся приветственный гул. Синьора Гриффо вручила ей букет цветов.
– С вами поступили несправедливо, – сказала она, и в холодном воздухе возникло маленькое облачко от ее теплого дыхания, – и мы это знаем.
Провожающие во главе с Претуччи и Гриффо направились пешком на железнодорожную станцию. Вскоре улицу залил утренний свет, и каждая дверь, окно, отштукатуренная стена и крыша казались позолоченными. Возможно, Доменику настигла кара за то, что она недостаточно ценила свой городок, воспринимала его как должное. Люди шли молча. Слышны были только мягкие шаги по брусчатке, да изредка поскрипывали новые туфли Доменики. И зачем мать настояла на новых туфлях? Видимо, по той же причине, по которой отец отдал ей золотые часы. Если Доменика Кабрелли будет выглядеть как молодая состоятельная женщина, то и относиться к ней будут соответствующе.
До сих пор путешествия Доменики ограничивались поездками на север в Сестри-Леванте на берегу Генуэзского залива и на юг – к окраинам Рима. Ей не приходилось покидать свою страну и в одиночку ориентироваться в незнакомой местности.
– Я никогда не пересаживалась на другой поезд, папа. А вдруг что-то пойдет не так?
– Ты справишься, – заверил ее отец, словно прочитав ее мысли. – Подними голову, прочитай расписание, найти номер платформы и иди туда.
Она кивнула. На семичасовом поезде ей предстояло доехать до Генуи, пересесть на французский поезд, который доставит ее в Ниццу, а оттуда – в ее конечный пункт на берегу моря, в Марсель. Может быть, там тоже будет тепло. Может быть, те места покажутся ей знакомыми. Может быть, с ней все будет хорошо.
Когда Доменика ступила на платформу, по толпе прокатился прощальный ропот. Она обернулась и помахала, думая,
