Она понятия не имела, что означал ее собственный сон, нобыла уверена, что ничего хорошего он не сулил.
– Что? Нет. Саммер, – ответил Майкл, облизываягубы, словно хотел избавиться от дурного привкуса.
– Но… не вся Саммер. А ее голова. Она лежала на столе иразговаривала со мной.
Чувство невыразимого ужаса охватило Дженни.
В этот момент самолет резко пошел вниз.
Глава 2
Дженни вскрикнула. Но это было неважно, потому что кричаливсе. Ди, расстегнувшая ремень, чтобы наклониться к Майклу, подпрыгнула таквысоко, что чуть не ударилась головой о багажную полку.
Они падали, и это оказалось хуже, чем тысяча лифтов. Сиденьеуходило из-под Дженни.
«О чем думают люди перед смертью? О чем я должна думать?Том».
Ей надо бы подумать о Томе и о том, как она любит его. Но вней не осталось места ни для чего, кроме удивления и страха.
Потом самолет взмыл вверх. Теперь ее плотно вдавило всиденье, только что уходившее куда-то вниз. Все произошло мгновенно.
Из динамиков раздался голос пилота, ровный и мягкий: «Приносимсвои извинения, друзья. Мы попали в зону небольшой турбулентности. Сейчаспопытаемся подняться выше, а вы тем временем держите ремни пристегнутыми».
Всего лишь турбулентность. Обычное дело. Они не умрут.
Дженни снова посмотрела в иллюминатор, впрочем, без особогоуспеха. Они летят среди облаков. Туман и темнота…
Такие же туман и темнота, которые приносят Сумеречные люди…Ее сознание, не встретив сопротивления, устремилось туда: «В любую минуту тыможешь увидеть его глаза – голодные, голодные глаза…»
Но она ничего не увидела.
– Эй, послушайте, – охрипшим голосом произнесМайкл, – про мой сон.
– Это всего лишь сон, – резюмироваларассудительная Одри.
Дженни была благодарна ей за бодрость в голосе и остроумие.Как шлепок при пробуждении.
«Всего лишь сон. Ничего не значащий», – не слишкомискренне вторила ей Дженни, потому что и на мгновение не могла в это поверить.
Но она понятия не имела, что он значил на самом деле. Стоялли за этим Джулиан, пытающий их образом Саммер? Ночные кошмары были характернойособенностью Сумеречного человека.
Сумеречный человек – как ночной сказочник, только приносящийкошмары.
«Но сейчас он знает нас всех, знает наши слабые места. Онможет воплотить наши страхи в жизнь, и мы не отличим их от реальности. Во чтомы ввязываемся?» – думала Дженни.
Остаток полета она смотрела в овал иллюминатора, сжимаяхолодные металлические края подлокотников.
В Питтсбурге в шесть пятьдесят шесть утра было холодно. Инебо было такое синее, каким оно редко бывает в Южной Калифорнии ранним утром.В Виста-Гранде, где жила Дженни, майское небо было серого цвета.
Им пришлось взять от аэропорта такси, потому что машинунапрокат не дадут никому младше двадцати пяти. Ди посчитала это оскорбительными собралась поспорить, но Дженни вовремя оттащила ее в сторону.
– Мы стараемся не привлекать к себе внимания, –прошипела она.
Но дороге в Монессон они видели реку с огромными уродливымисудами.
«Монангаэл и угольные баржи», – припомнила Дженни.
Они видели деревца со стройными стволами и воздушнымирозовыми почками.
«Багряник, – узнала Дженни, – А вон там, с белымицветами, – кизил».
Затем на горизонте появился металлургический завод – белыйдым, поднимаясь, становился серым.
– Здесь повсюду были домны, – сказалаДженни. – Когда они работали, местность напоминала ад. В самом деле. Всеэти трубы, изрыгающие огонь и черный дым… Когда я была маленькой, я думала, чтоад выглядит именно так.
Они добрались до маленького городка Монессон. Майкл следилза счетчиком такси с нарастающей озабоченностью. Все остальные смотрели в окно.
– Мощеные улицы, – удивилась Ди. – Вы можетесебе представить?
– C'est drole ca![1] – пожала плечамиОдри. – Как необычно!
– Они не все мощеные, – возразила Дженни.
– Зато крутые, – ответила Ди.
Город стоял на холмах.
«На семи холмах», – вспомнила Дженни.
Когда они с Заком были детьми, это казалось…
«Не надо думать о Заке. И не думать о Томе», – но, каквсегда, от имени Тома у Дженни заныло в груди.
– Мы на месте, – сказала она вслух, с усилиемотвлекаясь от своих мыслей.
– Сентер-драйв, дом три, – подтвердил водитель ивышел, чтобы вытащить их вещи из багажника.
Одри, отец которой работал в дипломатическом корпусе икоторая выросла, путешествуя по всему миру, заплатила таксисту. Она проделалаэто с потрясающим изяществом, добавив чаевые.
– Деньги… – начал было Майкл страдальческимшепотом.
Одри проигнорировала его. Такси уехало. Дженни задержаладыхание и огляделась. На всем пути от Питтсбурга ее преследовали обрывочныевоспоминания. А сейчас, напротив дедушкиного дома, что-то знакомое и родноестремительным напором буквально поглотило ее.
«Я знаю это! Я знаю это место! Я помню!»
Конечно, она все помнила. Она здесь выросла. Широкий зеленыйгазон без тропинки посередине – они с Заком играли здесь. Низкий кирпичный домс белым крыльцом – сколько раз она взлетала по его ступенькам!
Тем не менее это было странное воспоминание. Дом казалсяменьше и не совсем таким, каким она его представляла.
«Может, потому, что он пустовал десять лет, – подумалаДженни. – А может, он действительно изменился…»
Да нет, дом-то остался прежним – это она изменилась. Онабыла здесь последний раз, когда ей было пять лет.
Память об этом, как брызги ледяной воды, вернули Дженни кцели приезда.
«Хватит ли у меня смелости? Хватит ли смелости вернуться вту комнату и пережить снова все, что произошло тогда?»
Тонкая рука, сильная, как у мальчишки, легла ей на плечи.Дженни оглянулась и увидела устремленные на нее глаза друзей.
Одри молчала, ее блестящие золотисто-каштановые волосыотдавали медью в лучах утреннего солнца, а карие глаза были полны спокойногосочувствия. Круглое лицо Майкла казалось особенно серьезным. Ди, держа руку наплече Дженни, грубовато ухмыльнулась.
