режущую боль в паху. Багой хотел пошевелиться, но понял, что руки и ноги его связаны.
— Все хорошо, малыш, — успокаивал немолодой гость. — Все уже позади. Через пару дней, ты все это забудешь.
Следующие несколько дней Багой почти не просыпался. Фрасибул опаивал его опиумом, терпеливо ожидая, когда подживут швы. После, сняв повязки и подведя Багоя к зеркалу, лекарь помял его худые плечи, довольно заметив:
— Посмотри, как все хорошо. Скоро вообще ничего не будет видно.
Мальчик взглянул на свое отражение и…
Немолодой человек, которого Багой видел перед операцией, оказался учителем танцев. Он относился к ученику-евнуху снисходительно, но мальчик побаивался его. Саламин, так его звали, оказался человеком настроения и, подчас его гнев могли вызвать сущие мелочи. Оттого, что бить учеников запрещалось, чтобы не попортить, как говорил главный евнух, дорогую шкурку, Саламин в порыве гнева крушил все вокруг. Наказание за провинности, все же, следовало. Учитель мог запереть нерадивого ученика на сутки в темном подвале без еды, мог заставить спать без подстилки на голых камнях или принуждал бегать по кругу без остановок, пока провинившийся не падал без сил. Зато в другие моменты Саламин внезапно делался ласковым, если не сказать, даже нежным.
Сам главный евнух появлялся во дворце не часто. Большую часть времени он проводил с царем Дарием. Позли слухи, что Багоас настолько изощрен в политических вопросах, что чуть ли не сам управляет государством. Дарий, человек преклонного возраста, обладал мягким и нерешительным характером, поэтому, зная нрав Багоаса, слухи вовсе не выглядели беспочвенными. Вскоре начали поговаривать о том, что некий заморский царь по имени Искандер, устроив беспорядок в Греции, решился на войну с Персией. Главный евнух впал в почти непрекращающееся раздражение и даже позволил себе несколько раз упрекнуть в чем-то царя. Но вскоре произошло неожиданное. Однажды утром Багоаса нашли мертвым. Было очевидно, что его отравили. Царь впал в непомерное горе и потребовал немедленно наказать виновных.
Накануне царский евнух придавался отдыху в компании нескольких знакомых. Багою показалось чудом, что в тот вечер он не танцевал перед гостями. Накануне, оступившись и сильно повредив лодыжку, он получил предписание Фрасибула оставаться в постели. Все, кто на мгновение входил в пиршественный зал, были схвачены и немедленно доставлены к Дарию. Больше их никто не видел. Поговаривали, что их запытали до смерти. Дарий загрустил, долго не мог успокоиться, и никто больше не решался говорить об этом.
Траурные дни закончились как-то вдруг, и размеренность жизни вновь лениво растеклась вокруг. Вызвав к себе ученика, Саламин возбужденно сообщил, что осталось слишком мало времени до того, как мальчик должен будет пленить царя царей. Что это значит, юноша понял очень скоро. Уроки танцев изменились в своем содержании, и теперь Саламин учил Багоя танцам возбуждения. Так он, по крайней мере, говорил. Касания учителя становились более настойчивыми, и он всякий раз довольно урчал, видя, как приподнимаются золотистые волоски на руках ученика. Он не брезговал притиснуть Багоя, бесстыдно запуская пальцы между ягодиц, и довольно улыбался, чувствуя, как напрягается худенькое тело.
— Ай, да Фрасибул! Эх, и золотых дел мастер! — сыто приговаривал Саламин, а дальше шептал на ухо Багою. — Если будешь умницей, достигнешь многого.
— Учитель, — как-то нерешительно начал мальчик, —, а Багоас многого достиг?
— Багоас?! Ха-ха! Он достиг больше, чем мог. Он не был столь чувствителен, как ты, но кроме меня никто так никогда об этом и не узнал. Он был величайшим мастером вожделения, но, насколько я знал, ни разу не испытал даже мириадной доли того, что дано тебе. Ты должен целовать Фратибулу руки до конца своих дней. Это была тончайшая работа. То, чего был лишен царский евнух, ты сможешь испытать. Наслаждение! У тебя совсем немного времени до тех пор, как великий царь окончательно не оправится от горя и не возжелает услад. Да, и мне от почестей отказываться нет смысла.
Тут он сделал определенный жест пальцами, обозначающий только одно — приличные деньги.
Пальцы Саламина легко легли на шею Багоя, едва ощутимым касанием приподняли подбородок и после теплыми каплями сбежали к локтю. Юноша учился слушать учителя, без слов угадывая, что должен сделать. Гибким взмахом обвив руками шею Саламина, Багой опрокинул голову ему на плечо, прижавшись спиной к груди.
— Хорошо, — прошептал учитель. — Очень хорошо. Не напрягайся. Я должен увидеть, как ты хочешь этого. А ведь ты хочешь. Так ведь?
— Да, — прошептал Багой.
— Не вижу! Не верю! Твое тело выдает ложь!
Саламин грубо оттолкнул юношу. Багой приподнялся, взглянув через плечо.
— Смотри сюда, — раздраженно прошипел учитель. — Я — твой царь. Ты — лишь мальчик для услад, и единственное твое желание — быть любимым повелителем. Давай все сначала, кукла деревянная. Слушай мое тело.
Пальцы Саламина вновь коснулись подбородка Багоя, сбежали на грудь.
— Я должен чувствовать, — тепло шепнули губы в ложбинку между лопатками. — Следуй моему желанию. Я почти верю тебе.
Багой ягодицами осязал твердое желание учителя.
— Хоть ты не девственник, царь не знает этого. Дарий будет преодолевать тебя. Помоги ему понять, что с тобой это впервые. Возбуждай меня еще. Опускайся. Помни, я — царь царей. Покажи, как ты хочешь этого…
Когда пальцы Саламина вцепились в волосы с такой силой, что из глаз мальчика хлынули слезы, он извернулся и отпрянул в сторону. Дрожь сотрясла тело, и Багоя вырвало. Учитель рассвирепел, накинулся на нерадивого ученика, разбив в кровь невинные губы…
— Не вздумай сделать так еще раз! Семя царя священно!
* * *
Багой вздрогнул и открыл глаза. Воспоминания показались сном. Или сон превратился в воспоминания. Александр! Перс вскочил. Как мог он позволить себе уснуть?! Багой засуетился, открыл шкатулку. Украшение с хищно-зелеными изумрудами царственно покоилось на атласном ложе. Да, именно его Багой наденет сегодня. Именно оно было на шее евнуха, когда он впервые увидел Александра. Воспоминания опрокинулись теплой волной.
Дарий, царь царей, лежит в грязной телеге. Только что самые приближенные, те, кому он так доверял, ранили его в грудь, бросив под ноги настигающему Александру. Жизнь покидает тело, расплываясь алыми пятнами на дорогой одежде. Рваная ткань палатки суетится на ветру, хлопает, бросается цепным псом, словно хочет отогнать чужеземцев. Грубые руки рвут Багоя прочь… потом пустота… и Александр…
Перс вспомнил, как не смел поднять глаза, чтобы увидеть того, кто разрушил его мир. Великолепный гнедой конь нетерпеливо топчется на месте. Оголенные ноги в запыленных высоких сапогах сжимают леопардовую накидку. Человек в серой несвежей одежде и потускневших доспехах, в шлеме, львиной пастью охватывающем голову… Искандер…
— Выясните у него, что это ползает за его спиной? — приказал Александр.
Назарбан, приближенный персидского владыки, полировал коленями землю, сдаваясь на милость победителя. Неуклюже извернувшись, бывший сатрап схватил Багоя за ворот и притянул к себе. Юноша не узнавал его голоса. Обычно высокий с надменными нотами, сейчас он звучал низко, почти мягко.
— Это Багой, любимый евнух царя Персии Дария.
— Кого?! — резко одернул говорившего высокий человек, что находился рядом с Александром, сидя на коне и закинув голень на холку животного.
— Бывшего царя, — поспешил выпалить Назарбан.
— Он что, хочет предложить его мне? — рассмеялся Александр. — Как выкуп или как наследство?
— Бери, Александр. Разберешься после.
Багой украдкой смотрел то на завоевателя, то на его собеседника. Искандер не выглядел царственно. Невысокий, немытый, с помятым уставшим лицом, спутанными волосами… Но, даже не все это, а полное отсутствие какой-либо растительности на лице вызвало у юноши смятение. Александр уже не был мальчишкой, не мог быть и евнухом, тогда почему? Багой ответил себе быстро: «Он варвар. И тот, второй, тоже варвар». Перса передернуло. Смысл дальнейшего существования показался диким. Мир разом сжался до животного страха. Багой подумал про невольничий рынок, торговца Бейру, его тяжелое дыхание и запах пропотевшей жирной кожи. Юноша понял, жизнь сделала виток и вернулась к истоку.
Багой сидел в шатре, обхватив колени руками. Холод вечера пронизывал насквозь. Чужой шатер, пропитанный незнакомыми
