как. Постоянных отношений у меня не было, если ты об этом.
— А непостоянных?
— К чему такие вопросы?
— Совет нужен, — беспомощно выдыхаю я, ковыряя обивку дивана. — Как влюбить в себя девушку?
— Влюбить? — Златовласый откладывает гитару. — Я здесь не очень хороший советчик. Особо и рассказать нечего...
— Расскажи хоть что-нибудь! — злюсь я, тушуюсь и честно признаюсь: — У меня мозги не работают на подобные вещи. Совершенно не умею флиртовать. Полный ноль! Бездарность!
— Не нагнетай. А о ком речь? Об Инге или... — Внушительная пауза. — Саре?
— Да какая разница? Просто занимаюсь самоанализом. Ответь на вопрос.
— Ладно, — никнет он.
То ли на самом деле расстроился от темы разговора, то ли прикидывается. Мне интересно, почему парня расстраивает тема отношений, но решаю промолчать.
Иларий продолжает:
— Если рассуждать логически... Подарки, много общения, сопереживание чувствам. Нужно показать свою значимость и при этом быть недоступным, почаще прикасайся к ней — невзначай — делай комплименты. Зная тебя... не переусердствуй. Можно попробовать...
Илария прорывает. И советам его нет конца. Он делает паузы только, чтобы вдохнуть. Я очень стараюсь уследить за ходом мыслей, но почти мгновенно забываю их содержание.
— Так, я понял! — не выдерживаю и перебиваю. — Спасибо, Лари.
— А вообще, я думаю, что любовь приходит сама и ее нельзя контролировать, — не унимается он, — это как солнечный удар или взорвавшийся вулкан. Вроде предпосылки были, но ты их не заметил и, кажется, что все произошло внезапно, но это не так...
Я сажусь. Дергаю рубашку, прилипшую к телу. Снег скоро окна выдавит и вроде должно быть зябко, а мне, представьте, жарко. Мой друг изливается мыслями подобно ливню, и я вдруг окунаюсь в воспоминание о том, как делал предложение Инге. По сути, наша помолвка — выгодная сделка. В обмен на красоту, заботу о детях и доме, я обеспечиваю свою жену. Вы можете верить в искреннюю безусловную любовь, но почти всегда любовь чем-то обусловлена. Люди оплачивают общество друг друга обменом качеств и ценностей.
Саре я бесполезен. У меня ничего нет.
Тогда как привлечь ее внимание?
Советы Илария мало чем помогли, и я принимаю единственное верное решение — найти Сару и действовать по ситуации. Из всего обмусоленного я вычленил самое простое: проводить рядом с ведьмой больше времени.
А как это сделать, если при встрече она пускается наутек?
Тьма сосет глаза.
Я бреду по коридору второго этажа, чувствуя себя самый несчастным человеком на планете. Точнее, призраком. Или восставшим мертвецом? Ой, да понятия не имею, как томат не назови — вкус не поменяется.
Только Сара знает правду. Девушка, чья внешность не имеет изъянов, а характер — один сплошной изъян; девушка, подарившая мне вечную жизнь, но оплатой оказалась клетка. Никогда мне не влюбить в себя Сару. Она слишком умна. Я не способен на чувственные махинации.
Пора признать: через неделю, две, час, или несколько дней — все закончится. От этой мысли я не в себе. На людей кидаюсь. Даже на Илария. А он облачко медовое, а не человек, еще и видит меня насквозь, видит мое меланхоличное состояние и начинает донимать. Скоро затрахает до смерти! Такая вот категория людей: считают, что все проблемы решаются болтовней. Как же! Разговорами любовь Сары не купить. И деньгами тоже. Тогда чем?
Сама ведьма любому вскружит голову, если пожелает, и так же легко бросит беднягу, потому что — может.
Эта игра заведет меня в капкан. И все станет хуже некуда. А куда хуже? Живу в доме с монстром, который меня убил.
Хочется выбить ногами окна, разломать мебель, подраться, убить кого-то, но первый раз в жизни я лишь молча ковыляю, шаркаю по гладким доскам и раздумываю о том, каким глупцом когда-то был.
Надо с этим что-то делать, иначе впаду в алкогольную депрессию.
Солнечный свет гостиной сменяется на густую тьму лабиринта второго этажа, на холод и запах плесени. Единственный звук в коридоре — шебаршение птиц и мышей на чердаке. Я пытался туда забраться, да лестницы не нашел.
Иногда кажется, что дом меняет планировку: перемещает двери, стены, шкафы; тасует спальни и выворачивает ступеньки, чтобы я очередной раз грохнулся с лестницы (или проблема в моей косоногости?)
Заворачивая за угол, я ударяюсь о полку на стене. Лоб пульсирует от боли.
Куда же, мать вашу, делась Сара? В ее спальне — пусто.
Оглядываюсь. Дом дышит на меня мраком. Где включается чертов свет? Прижимаясь к стене, я двигаюсь дальше: аккуратно, вдоль, роняя содержимое полок, щупая пыльные книги, статуэтки... сушеную траву? Правую ногу задевает какая-то живность — лохматая, теплая — и меня передергивает. Ускоряю шаг. Ага, теперь — крыло, в которое я обычно не суюсь, но на секунду кажется, будто там кто-то ходит. Возможно, Олифер? Чтобы не спугнуть паренька, я крадусь.
Полы подозрительно липкие. Носки отлепляются от досок, издавая звук отрывающегося лейкопластыря. Стены влажные. Я словно в подземелье, где меня поджидает маленький Минотавр этих лабиринтов — мальчик с леденящей внешностью. Легенда этого места. Неуловимый призрак. Хранитель секретов дома. Он-то мне и нужен.
Я добираюсь до окна. Раскрываю рот.
— Ини?
Невеста поворачивает голову и выглядит при этом напуганной мышью в зубах кота.
— Что ты здесь делаешь? — ахает она.
— Ну как бы... живу.
— Да ты никогда не приходил в эту часть дома!
— И-и-и… что? В чем проблема? Ты территорию пометила? — острю и самодовольно хохочу. Получаю ступней в колено. — С каких пор в тебе столько агрессивности, детка? Угомонись. Я ищу Сару. Знаешь, где она?
— Оставь меня.
— Издеваешься? На вопрос ответь и уйду.
Инга вскакивает с подоконника и громко вскрикивает:
— Свали, Рекс!
— Да что с тобой?!
По-видимому, на моем лице вспыхивает ярость, а улыбка превращается в чудовищный оскал, потому как Инга уменьшается в размерах и шлепается задом обратно на подоконник.
Я наваливаюсь следом, ставлю колено между ее ног, чтобы эта придурочная не убегала.
— Не смей! Не смей трогать меня! Не смей, — вопит она.
Приходится зажать ей рот. Пепельно-розовая помада размазывается. На моих пальцах остаются отпечатки.
— Хватит визжать! Ты думаешь, что я бить тебя буду? Или изнасилую? Совсем рехнулась?
Инга перестает дергаться и убирает мою ладонь со своих губ.
— Другое дело, — киваю, но не отпускаю. — Зачем ты устраиваешь концерты?
