странное и необычное чувство. Оно бурлило у нее в животе, сжимало и стискивало ей горло. Альма испытывала его постоянно, как будто кто-то проколол ее, как пузырь, и она, как вода, вытекала из него.
В Олд-Хэвене у нее не было закадычного друга, но у нее всегда были друзья. Альму никогда не считали общительной и популярной, но это ее никогда не волновало. В Олд-Хэвене она могла просто оставаться собой. И так и было.
Здесь, в Фор-Пойнтсе, ей было не по себе.
На следующий день Альма должна была поехать домой на автобусе. Но в тот день с ней впервые случилось это. Поэтому мама стала каждый день забирать ее из школы и задавать тысячу ободряющих вопросов – вопросов, на которые Альма отвечала как можно радостнее, пусть ей и нечем было поделиться. У нее никогда не было хороших новостей, о которых она могла бы рассказать.
Но сегодня Альма могла кое-что вспомнить. Сегодня у нее был флаер, а в ее сумке лежали звезды.
И все же Альма решила пока держать это в секрете. Рассказать матери о флаере было все равно что сообщить, что она ходит в кружок. А если Альма не пойдет, если в итоге побоится, то это будет еще одним провалом, еще одним пунктом для обсуждения во время очередной беседы.
Так что вместо этого она сказала:
– О, я думаю, очень хорошо. Кажется, сегодня я неплохо акклиматизировалась. Правда. Мне хорошо. Спокойнее.
Мама улыбнулась ей так ласково, будто ничего лучше в своей жизни не слышала:
– Что ж, замечательно. Правда. Послушай, мы с папой сейчас очень заняты, так что поедем сразу в офис. Домашнюю работу можешь сделать там, оки-доки?
– Оки-доки, – ответила Альма, потому что знала, что мама все равно не оставит ее дома одну. После родительского собрания в феврале, когда выяснилось, что после зимних каникул Альма ни разу не сдала ни одной домашней работы, за их выполнением стали тщательно следить. Так что ей в любом случае придется ехать в офис.
Собственно, из-за этого офиса они и переехали в Фор-Пойнтс. Сколько Альма и ее старший брат себя помнили, их семья жила в Олд-Хэвэне, на другом конце штата. Их родители были адвокатами: пока Альма была маленькой, они отучились на юридическом факультете – сперва мама, потом папа. После окончания учебы родители работали вместе в небольшой фирме.
Затем друг отца решил уйти на пенсию.
– Мы просто обязаны ухватиться за эту возможность, – сказал отец, когда в ноябре они сообщили Альме, что покупают адвокатскую контору в Фор-Пойнтсе и навсегда уезжают из Олд-Хэвена.
– Да, Фор-Пойнтс маленький городок, но там есть на что посмотреть, – заметила мама. – Думаю, это место станет нам идеальным новым домом.
Брату Альмы, Джеймсу, было все равно. Ему исполнилось всего семнадцать, но он окончил школу на год раньше и уже учился в колледже. В Олд-Хэвене у него почти не было друзей. Так какая ему разница, куда приезжать на каникулы?
А вот Альме было не все равно. Она не хотела новый дом. Ее домом оставался Олд-Хэвен. Может, у Альмы и не было там закадычного друга, но она знала всех и всё в этом городе. А Олд-Хэвен, в свою очередь, знал ее.
Теперь, после переезда, никто в целом городе не знал ее. И она не знала ничего и никого. Даже саму себя.
Глава 6
В офисе «Адвокатская контора Лукаса» Альма обнаружила отца за письменным столом перед разложенными на нем бумагами.
– Привет, Альма, – сказал он. – Я очень хочу послушать за ужином, как прошел твой день. И, Гвен, мне нужно, чтобы кто-то еще взглянул на эти документы по делу той заброшенной фермы. Посмотришь?
Мама Альмы подошла к его столу, и они начали переговариваться своими серьезными «рабочими» голосами. Альма встала у стола рядом с окном, выходящим на улицу, и расстегнула пальто.
Родители Альмы специализировались на жилищном праве, и под стеклом на столе была огромная карта Фор-Пойнтса. Она досталась им вместе с офисом и была настолько старая, что ее уголки потемнели от времени. Альме казалось, что если вытащить карту, то она захрустит у нее в руках. Ей нравилось разглядывать карту, вместо того чтобы выполнять домашнее задание.
Водя пальцем по стеклу, Альма прижала его кончик к «Адвокатской конторе Лукаса» в деловой части Фор-Пойнтса. Затем она начала путешествовать по четырем районам, составляющим город, прокладывая дорогу к зеленым холмам Первого Угла на севере, затем к горным хребтам, пересекавшим Второй Угол на востоке. Ее пальчик направился на юг, через начало лесного заповедника и затем к фермерским угодьям, которые граничили с районом, в котором жила она, – Третьим Углом. И наконец, Альма поднялась к Четвертому Углу, где заповедник расширялся и протягивался далеко на запад карты, а зелень прерывалась лишь извилистыми, петляющими ярко-голубыми речушками.
Альма пересекла всю карту вдоль и поперек своим пальчиком, но до сих пор отказывалась посетить все эти места в реальной жизни.
– Но, быть может, сегодня, – прошептала Альма, – я их и увижу.
Потому что в этот день она не хотела делать домашнее задание или притворяться, что выполняет его. Сегодня нужно было заняться чем-то совсем другим, ведь в ее рюкзаке лежал флаер, а внутри нее светился тоненький лучик, благодаря которому она была Альмой, – и впервые за долгое время ей хотелось попробовать что-то новое.
– Думаю, – сказала она, – я пойду прогуляюсь.
Родители оторвали глаза от бумаг.
– Ненадолго, – заверила их Альма. – Поброжу по городу. Просто… сегодня такая хорошая погода.
Дела обстояли вовсе не так. Было начало марта, и на улице все еще стояла жутко холодная, ветреная, пасмурная и вообще отвратительная погода.
Родители Альмы обменялись взглядами. Как ей показалось – удивленными и неуверенными.
Это было понятно. В Олд-Хэвене им с трудом удавалось удержать ее дома: Альма переходила вброд речки, слонялась по полям и лазила по деревьям, собирая камни, перья и цветы, погрузившись в собственные мысли. Но после переезда Альма проводила время только дома, в школе и в офисе. Она месяцами не ходила ни в библиотеку, ни в кофейню, ни в церковь и даже не выходила в огромный задний двор, от которого, по мнению родителей, дочь должна была быть в восторге.
– Что ж, я думаю, мы не против, – наконец сказала мама. – Мы ждали, когда ты все-таки выйдешь осмотреть достопримечательности.
– Но не уходи далеко от офиса, – добавил папа. – И держись подальше от этой ужасной башни.
– Я не пойду туда, – пообещала Альма. – Даже не буду на нее смотреть.
