о Павле Гавриловиче, который был вчера здесь и уехал уже к вечеру. Летние ночи светлые, да и его дом не слишком далеко.
На этом расследование вынужденно прервалось, прибыла запыхавшаяся горничная девка Нюша с известием, что барыня зовёт всех к себе. Ни крестьяне, ни дворовые, ни даже староста этот призыв на себя не примерили. Глеб, прекрасно понимая, что Василиса Аркадьевна ранжирует домашнего учителя ненамного выше дворни, тоже попытался увильнуть. Но Эрих Генрихович твердо указал ему рукой направление со словами «Прошу вас, Глеб Александрович», и они втроем – Пётр Егорович, Бергман и Глеб – поплелись вслед за Нюшей.
• * *
Василиса Аркадьевна обосновалась на широкой террасе, украшенной цветами, с прекрасным видом на реку. Она медленно покачивалась в уютном кресле-качалке, скрестив ноги в элегантных летних туфельках. На столике рядом красовалась золотая табакерка, которую она периодически открывала и подносила к своему носу, блаженно прикрывая глаза. Барыня как всегда была изящно одета и причесана.
С другого края столика на кушетке утопала в подушках и ажурном чепце её старая тетка, с обожанием поглядывающая на племянницу. А за чайным столом вытянулся в струнку над чашкой чая Аполлоний, секретарь, а попросту, прислужник Василисы Аркадьевны. Формально, Аполлоний не занимал никакой определенной должности при барыне, но все знали, что она общается с дворовыми людьми только через него, поэтому его влияние на дворню было огромно, чем он вовсю и злоупотреблял. Аполлония дворовые скрытно ненавидели, хотя барыня провозглашала его достойнейшим и порядочным человеком. Но ведь её собственный авторитет тоже держался на страхе и расправах.
Аполлоний Глеба сразу невзлюбил, боялся падения своего влияния на Василису Аркадьевну из-за появления нового фаворита. Со временем, правда, он немного успокоился, видя полное отсутствие поползновений на внимание хозяйки со стороны Глеба. Но хороших отношений между ними сложиться и не могло, слишком уж веяло цинизмом и порочностью от барыниного любимчика.
Когда Глеб впервые по приезду увидел Василису Аркадьевну, она показалась ему просто красавицей. Сейчас он никак не мог вспомнить, почему так. Лицо её, удивительно схожее с лицом Лизоньки, выражало надменность и чванство – качества, не красящие даже самые прелестные лица.
Барыня, слегка покачиваясь в кресле, не меняя позы, исподтишка разглядывая стоящих перед ней мужчин, которые учтиво ее приветствовали. Пётр Егорович нашёлся первым, пододвинул к себе стул с изогнутыми ножками и пригласил остальных последовать своему примеру. Глеб сел, но чувствовал себя неловко, потому что Бергман продолжал стоять. Василиса Аркадьевна не обратила на Глеба никакого внимания, что его обрадовало – последнее время он стал тяготиться ее вниманием. Она спросила Бергмана:
– Что произошло, господин управляющий?
Бергман методично и подробно изложил все детали обнаружения трупа Агашки и свои соображения по этому делу.
– Это всё? – спросила Василиса Аркадьевна, когда он окончил: – Ну, что ж, Эрих Генрихович, найдите нам этого душегуба. А Глеб Александрович вам поможет. Вы же юрист, Глеб, это будет для вам хорошей практикой.
С этими словами она милостивым жестом вытянула в его сторону руку, Глебу пришлось подняться и учтиво ее поцеловать.
– Начните с этого толстого поварёнка. Я уверена, это его рук дело. Что еще можно ожидать от лентяя и дармоеда, – наставительно произнесла она.
Бергман сделал вдумчивую гримасу и согласно кивнул головой.
– Помилуйте, Василиса Аркадьевна, дорогая, откуда такие подозрения? – раздраженно произнес её супруг.
– Оттого, Пётр Егорович, – холодно прочеканила она в ответ: – Что я наш народец хорошо знаю, от них всего можно ожидать, чуть ослабишь вожжи. Три дня всего меня не было, и вот, вам, извольте видеть, утопленница! Эрих Генрихович, управьтесь с этим делом поскорей, не хочу больше об этом слышать.
* * *
На занятиях с Лизонькой в этот день Глеб старался держаться как можно строже, пытаясь вернуть их отношения в исходное состояние или хотя бы предотвратить их бурное развитие, чем заметно расстраивал свою ученицу. Грамматика, и раньше продвигавшаяся с большими затруднениями, сегодня откровенно буксовала. Лизонька уже слышала про Агашку, и все её мысли занимала только эта история, она спросила, неужели все думают, что её утопил Гешка.
– Этого не может быть, я твёрдо знаю, – интересничала Лизонька.
– Откуда вы можете это знать? – недоумевал Глеб.
– А, вот, знаю, – не унималась она, но потом не выдержала:
– А, вот, смотрите, когда маменька уехала, Эрих Генрихович отпустил Гешку в село к родителям, наказав вернуться к приезду маменьки.
– Кто это вам сказал?
– Я сама слышала, как поварихи ругалась, что работы не убавилось, а управляющий Гешку в село отпустил. И бездельник, конечно, не вернется до самого приезда барыни. А в селе у него семья и младшие братья. Этот разговор я сама слышала, – еще раз подчеркнула она.
– А что, вы были в это время на кухне? – засомневался Глеб.
– Нет, конечно. Я шла к торцевому выходу гулять с пуделем, потому что около главного входа стоял экипаж Павла Гавриловича, он собирался ехать в церковь, а Артемон боится лошадей. Когда я проходила мимо кладовой (там дверь была открыта), то как раз и слышала, как они жаловались друг другу и ругались.
– Но, ведь Гешка вечером вернулся. Еще целая ночь была впереди. Вполне мог успеть натворить дел.
– А, вот, и не мог, – гордо проговорила юная сыщица и прошептала таинственно: – Нюша сказала, что он вернулся с оказией на подводе затемно и сразу завалился спать.
– Но Василиса Аркадьевна приехала раньше!
– Рисковал, конечно, – согласилась Лизонька: – Маменька никогда никому не позволяет отлучаться без её ведома. Я думаю, Бергман ни за что не сознается, что сам Гешку отпустил.
Если дело не касалось наук, надо признаться, Лизонька была далеко не глупа. И не похоже, чтобы она это придумала.
– Хорошо, если вы так уверены, я поговорю с Эрихом Генриховичем.
Тут тяжелая, крашенная белой краской дверь приоткрылась и вошел редкий гость, сам Пётр Егорович. До этого он редко интересовался успехами дочери.
– Не помешаю? – спросил он таким равнодушным тоном, что стало понятно, его ничуть не заботит, помешает он им или нет.
– Что вы, Пётр Егорович! – не без волнения ответил Глеб. Кто его знает, вдруг начнет экзаменовать дочь, беда.
Но хитрая Лизонька сразу нашлась, она приподняла лежащую перед ней книгу сказок о Бове Королевиче и с гордостью сказала отцу:
– Вот, папенька, я тут сказку читаю.
Глебу претил такой грубый обман, и он честно признался, что сегодня трудно сосредоточится, потому что они взволнованы смертью девочки.
Казалось, Петру Егоровичу понравилась искренность Глеба. По крайней мере, его напряженное выражение лица немного смягчилось. Он будто в раздумье прошелся по
