такой радостный день… Я же… я же рвалась к вам, чтобы обрадовать!
Она выбежала с веранды, быстро поднялась к себе.
Ей ничего не было нужно, ничто не привлекало внимания. Хотелось только одного: молча сидеть, слегка грустить об ушедшем безвозвратно времени и думать. Думать постоянно, отыскивая выход из вроде бы безвыходного положения. А за окном ветер раскручивал пружинки веток, гонял опавшую желтую листву, проскальзывал меж стволами деревьев, окутывая их ноябрьским хладом.
Потом была ночь, но Елене не спалось. Лежа на большой постели, убранной шелками цвета осени, она думала об Арсене, таком близком и далеком, таком нежном, заботливом и внимательном… Он вошел в ее жизнь волей случая. Казалось, эта встреча была шуткой судьбы.
Может, и так… Только эта шутка обернулась огромным, искренним чувством, со всеми сопутствующими атрибутами: негой, жаждой единения, ожиданиями и страданиями. И чем дальше бежит узкая тропинка их непростых отношений, тем глубже она прорастает им, тем больше боится нарушить случайным словом, действием хрупкую гармонию их сердец. Страх заставлял трепетать душу, как лань. Она страшилась сплетен, которые преследовали ее и могли оттолкнуть Арсена, если он поверит в них. Ведь он не знает о ее скрытых терзаниях и недомолвках, ради сохранения мира в большой семье, живущей старыми устоями.
«Если бы ты знал, как я тебя люблю, — мысленно говорила ему Елена. — О, если бы ты мог почувствовать, как рвется мое сердце от безысходности, как плачет душа от разлуки, как стонет плоть от одиночества… Любовь — это воистину добровольное помешательство». Она не понимала, радоваться или печалиться своей великой любви, из-за которой столько страданий. По всей вероятности, Елена решила, что Богу угодно испытывать ее вновь и вновь, чтобы убить или сделать ее дух в десятки раз сильнее прежнего. И она, готовая на самопожертвование, просила Бога: «Милосердный! Дай моему любимому здоровья, сил, чтобы он смог выдержать там и выжить, чтобы одним из его желаний было желание вернуться ко мне и радовать своим присутствием, без которого я чахну придорожным цветком, в пыли забот, надуманных хлопот и тягостных сомнений…»
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Грузовик легонько скрипнул тормозами и остановился у двери сельского буфета. Директорский «уазик» стоял неподалеку. Анушеван, водитель грузовика, открыл дверцу.
— Я только на минутку, — сказал он, — возьму пачку сигарет, а то мои кончились… Тебе что-нибудь надо? Ну, лимонад, булку…
— Нет, ничего не надо, спасибо.
Анушеван спрыгнул вниз и скрылся в буфете. Елена зевнула, потом взглянула на часы — свадебный подарок Арсена, был девятый час утра. Как это бывает с людьми, не привыкшими к частым поездкам, Елена в эту ночь извелась от бессонницы, и теперь ее безудержно тянуло ко сну. Она хотела закрыть глаза, чтобы хоть на минутку забыться, но в этот момент увидела Габриела Арутюновича, он вышел из двери буфета, остановился, закурил сигарету и направился к «уазику».
— Габриел Арутюнович, — окликнула его Елена, высунув голову из кабины грузовика.
Директор удивленно вскинул брови и, прихрамывая, подошел к ней. Елена вышла из машины и, шагнув навстречу, пожала его протянутую руку.
— Ты куда это в такую рань, Елена? — спросил Балаян, косясь на раскрытую кабину грузовика: там стоял чемодан Елены. — Уезжаешь, что ли?
Елена поняла, что поездку на грузовике организовал Рубен, судя по тому, что директор об этом ничего не знал.
— Ага, — кивнула Елена, — уезжаю.
— Понятно. — Габриел Арутюнович отчего-то зябко поежился и машинально повторил: — Понятно… Ну что же, как говорится, счастливого тебе пути… А почему на грузовике? Разве другой машины не было? А впрочем, какая разница, верно?..
— Что с вами, Габриел Арутюнович? Что-нибудь случилось? Ну говорите же!
— Нет, нет… У меня все в порядке… Просто все как-то неожиданно, понимаешь.
— Что неожиданно?
— Не знаю, Елена… Ну ладно, мне пора. Прощай.
Елена вдруг поняла.
— Постойте, куда же вы?
Директор остановился.
— Что еще, Елена? Я же сказал: счастливого пути.
— Ой, да вы что, Габриел Арутюнович, милый! Я же к Арсену еду. Позавчера получила от него письмо, он сейчас в Баку, в шестой колонии. Я к нему еду.
Габриел Арутюнович несколько мгновений тупо смотрел на нее, как бы с трудом осмысливая услышанное, потом его лицо заметно смягчилось, взгляд потеплел. Он недовольно покачал головой.
— Старею я, Елена, в голову всякий вздор лезет… — смущенно проговорил он.
Елена поняла: этот не простил бы ей, потому что каждому человеческому поступку у него есть точное название. Предательство он не станет называть просто слабостью.
— Ну зачем вы так? — сказала Елена. — Почему?
— Говорю же тебе: старею, вот и все. Снисхождение к старости надо иметь, или не надо, черт возьми… — проворчал Балаян, стараясь на нее не глядеть.
— Хорош старик, нечего сказать… — хмыкнула Елена.
— Побойся Бога, Елена!
Из столовой вышел Анушеван, засовывая в карман две пачки «Авроры».
— Ну, поехали?
— Ага, едем! — Елена повернулась к Габриелу Арутюновичу. — До свидания, пожелайте мне удачи. — Она протянула руку.
— Елена, совесть надо иметь. Вспомни хотя бы вашу поговорку насчет повинной головы.
— Нет, правда, я без обиды. Ну, дайте же вашу руку!
— Не кричи, пожалуйста, я неплохо слышу. — Он повернулся к Анушевану, дожидавшемуся в кабине своего грузовика. — Послушай, Анушеван, ты прямо в Степанакерт едешь?
— Нет, до райцентра. А что?
— Тогда принеси-ка сюда этот чемодан.
Елена в недоумении посмотрела на Балаяна.
— Зачем это, Габриел Арутюнович?
— Понимаешь, дочка, я только что вспомнил, что мне срочно надо в Степанакерт съездить. Вот и подумал: почему бы заодно и хорошего человека не прихватить?
— Ведь неправда же!
— Правда, Елена, я там, понимаешь, должен договориться по одному делу… Кроме этого, у меня дела и в облисполкоме.
Елена укоризненно покачала головой.
— Ну и мастер же вы сочинять!
— Ну вот, в этом мире и правды сказать нельзя, — улыбнулся директор, проследив взглядом за тем, как Анушеван несет чемодан к «уазику». — Не надо в багажник, Анушеван, поставь прямо на заднее сиденье. Пойдем, Елена.
Он сел за руль. Елена устроилась рядом с ним, она любила смотреть на несущуюся навстречу дорогу.
Габриел Арутюнович вырулил на широкую дорогу, и через минуту машина уже бодро катилась вдоль реки, вырвавшись за пределы села.
— А мы не опоздаем? — спросила Елена, устраиваясь поудобнее.
— Поезд будет в половине двенадцатого, мы успеем пару раз съездить туда и обратно. У тебя есть такое желание?
Елена засмеялась и сказала, что такого желания у нее нет, потому что ей хочется спать.
— А ты перейди на заднее сиденье, свернись там калачиком и спи, — предложил Балаян.
— Но мне и смотреть хочется!
— Нет уж, тебе придется выбрать что-нибудь одно.
Дорога свернула в
