поеду, девочки, милые, хорошие! Это же совсем близко, и он ждет меня, я должна ехать!
— Он пишет, что ждет? — спросил Рубен.
— Нет, Рубен, он этого не пишет, но я же знаю, я по себе знаю!
— Вот так и скажи, — вставил охранник Теван, — так и скажи, что ты сама хочешь поехать к нему.
— Сама, сама, сама, Господи, конечно, сама! — смеялась Елена радостно, раскованно, как уже давно не смеялась.
Охранник выпрямился, захлопнул дверцу печки и, вытирая слезящиеся — наверное, от дыма — глаза, сказал:
— Езжай, дочка, ты правильно говоришь, он там тебя непременно ждет. Ты слушай свое сердце, оно не обманет. Да хранит тебя Бог!
Слова старика прозвучали, может быть, излишне торжественно, но почему-то никто из женщин не засмеялся, хотя в другой раз ни одна из них не упустила бы столь подходящего случая позубоскалить вволю.
Рубен молча развернул мотоцикл.
— Садитесь, Елена, отвезу вас домой.
— Как? Сейчас?
— А что? Разве не хотите?
— Как не хочу? Но я же на работе.
Тут Евгине, напустив на себя сердитость, прикрикнула на нее:
— Ненормальная, что ли?! Тебе говорят — садись, значит, садись и поменьше разговаривай! Что надо, мы без тебя сделаем.
— А сегодня тем более делать нечего, — наперебой заговорили остальные, да так энергично, что сторож Теван заткнул себе пальцами уши и заорал:
— Тише вы! По одной не можете говорить, что ли?
— Не можем, — откликнулись женщины.
— Тьфу ты, — с досадой плюнул сторож, — глотки у вас луженые, вот что! Драть вас некому!
— Ну так как, Елена, едете или нет? — прервал всех Рубен.
— Ой, ну конечно, еду! Надо же родным сообщить, обрадовать…
— У-ух! чтоб им эта радость поперек горла встала, — высказала свое искреннее желание Евгине.
— Не надо, девочки, жалко их, сколько горя повидали.
— А ты мало повидала, да? — подключилась Марго. — А насчет работы не беспокойся, все за тебя сделаем.
— Сделаем, сделаем, так не оставим, ты поезжай, — вразнобой подтвердили остальные. — Оставайся там сколько надо.
— Спасибо, девочки, славные вы мои, не знаю, что бы я без вас делала… — растроганно прошептала Елена.
Рубен отстегнул кожаный чехол на коляске и, когда Елена уселась, закрыл ей ноги, Марго накинула ей на голову и плечи непромокаемый плащ и закутала так, что Елена стала похожа на матрешку.
— Вы меня как будто на Крайний Север провожаете, — рассмеялась она, покорно отдавая себя в заботливые руки.
— Ну все, хватит! — Рубен нажал на стартер, под навесом оглушительно загрохотало.
Минут через десять, когда въезжали в село, Рубен наклонился к ней и громко, чтобы перекрыть рев мотора, сказал:
— Елена, если решите ехать в Баку, то днем раньше скажите мне, я найду машину. А если меня не будет, обратитесь прямо к директору, он все сделает ради Арсена.
— Спасибо, Рубен, — прокричала Елена снизу вверх. — Только мне не хочется вас беспокоить. Я как-нибудь на попутных до райцентра, ведь недалеко.
Рубен невольно нахмурился.
— Значит, вы всех нас обидите, не смейте делать этого, поняли?
— Поняла, спасибо вам! — благодарно улыбнулась Лена.
В полусотне шагов от дома она попросила остановить мотоцикл.
— Дальше я сама пойду… — сказала она, мучительно краснея и стараясь не глядеть на Рубена.
Рубен, однако, даже скорости не сбавил, словно и не слышал Елениной просьбы. Но когда остановились у ворот дома, он сказал, деловито отстегивая кожаный чехол:
— Елена, послушайте, что я вам скажу, но прошу… Прошу простить меня за эти слова… Вы мне нравитесь, очень, и я не скрываю этого. С того дня, когда в первый раз увидел вас с Арсеном, растерявшись, я даже не рискнул пожать вашу руку. Того, кто западает в душу, потом невозможно забыть ни через день, ни через месяц, ни через год. Что бы ни было, что бы ни случилось, для этого человека навсегда предназначено место в твоем сердце… Но вы жена моего друга. Если бы это было не так, если бы у меня не было жены и троих детей, я бы остановил мотоцикл подальше от вашего дома. Вот такой получается фокус, Елена джан.
Елена поняла: он знает о том, что произошло в тот день, когда она в первый раз села на его мотоцикл.
— Не сердитесь на меня… пожалуйста… — чуть слышно пролепетала она, краснея.
— Не говорите глупостей, Елена, вы здесь ни при чем… Ладно, входите вы первая, обрадуйте стариков. Идем.
Елена облегченно улыбнулась и толкнула дверную калитку. Под навесом дома на тахте лежал Мисак. В дождь у него обычно начинала «болеть» ампутированная рука, и он никак не мог привыкнуть к тому, что при этом особенно сильно «болят» несуществующие пальцы да локтевой сустав.
— Айрик, — сказала Елена, — а где мама?
Увидев приближающегося Рубена, дед Мисак спустил ноги с тахты, поднялся, сел, потирая больное плечо.
— Лена, что-нибудь случилось? — забеспокоился старик.
— Ничего, айрик, все хорошо, — сказала Елена. — Арсен прислал письмо.
— Письмо? Ну слава Богу!.. А я, по правде, испугался. Ну, где он, что пишет?
— Пишет, что все хорошо. Сейчас он в Баку, айрик! Жив, здоров… А где же мама? Ее нет дома?
— Почему нет, она дома. Наверное, занята.
В этот момент из дома вышла бледная от страха мать Арсена:
— Что такое? Что случилось?
Елена бросилась к ней, обхватила за плечи:
— От Арсена письмо, мама! Он здоров, сейчас в Баку. Рубен был на почте, а там письмо… — Елена торопливо достала из-за пазухи смятый конверт. — Вот оно!
Но тетка Марьям уже не слушала, высвободившись из ее объятий, она бессильно опустилась рядом с мужем. И заплакала:
— А я уж подумала… Хорошее в голову не приходит… Только плохое…
В этом доме уже перестали ждать добрых вестей, только дурных. Елена на радостях забыла о неприязни, которую питала свекровь к Рубену с того самого памятного дня, и принялась накрывать к чаю, но бригадир, посмотрев на часы, от чая отказался.
— Мне надо найти машину для моих женщин. — Он кивком головы указал на двор, дождь заметно усиливался. — Этот дождь не скоро кончится.
После его ухода под навесом воцарилось напряженное молчание. Уже по тому, с какой неприкрытой злобой смотрела свекровь на высокую статную фигуру идущего по двору Рубена Григоряна, Елена поняла: не миновать очередной грозы. Вспомнилось, что никто слова не сказал бригадиру, даже стула не предложили.
— Это он тебя привез? — спросила Марьям. — Опять!
Елена чувствовала, как все внутри ее сжалось в твердый ком.
— Ну что вы… — проговорила она, не в силах сдерживаться, слишком уж разителен был контраст между тем, что происходит сейчас, и тем, что было полчаса назад на полевом стане. — Ну почему так… В
