руки.
– Бабуля, – вкрадчиво говорю я, присаживаясь рядом с ее ходунками, – ты ведь сможешь побыть одна, если я отойду на двадцать минут и сразу же вернусь?
Бабушка улыбается.
– Конечно, Джиа. Со мной все будет хорошо. – Она накрывает мою ладонь своей. – До скорого.
Я крепко обнимаю бабулю, стараясь не раздавить ее хрупкие плечи.
– До скорого.
Я пишу Акилу, велю Сиси вести себя смирно и бегу вниз по лестнице, чтобы не успеть передумать.
Ветер дует в спину, пока я изо всех сил выжимаю педали велосипеда. Ночь освещают бенгальские огни, витрины торгового центра и бумбоксы со светомузыкой возле лавки травника, из которых несется рэп. Даже мистер Жанг, давно увезший свой лоток с улицы, сидит на балконе и чистит апельсин, притопывая в такт музыке. Флашинг – район иммигрантов, празднующих день Америки, в которую они отчаянно вцепились всем, чем только смогли.
Я еду по Рузвельт-авеню – по тротуару, потому что дорога запружена спешащими автомобилями и такси. Пара человек недовольно кричит на меня, когда я их огибаю, но мне все равно. Все мысли заняты тем, что ждет меня за мостом, – тем, кто меня там ждет.
Я доезжаю до «Сити-филд» – вокруг стадиона образовалась кайма из раскладных кресел и подстилок для пикника. После игр «Метс»[52] команда всегда устраивает грандиозное фейерверк-шоу. Если встать прямо под стеной стадиона и запрокинуть голову, вид открывается просто отличный. Я здесь впервые – обычно мы с Эверет и Ариэль, запасшись попкорном, смотрим по телевизору, как салюты «Мэйси» разрываются над Ист-Ривер.
Но сегодня все иначе. Эверет и Ариэль здесь нет. Вместо них – Акил, в бейсболке и неоновых кедах, машет мне рукой. Пристегивая велик, я понимаю, что на мне все еще потрепанные джинсовые шорты и пижамная кофта. Челка торчит во все стороны, волосы наверняка ужасно смяты шлемом. Но Акил, похоже, ничего этого не замечает. Я подхожу к нему, и он заключает меня в объятия. Мало-помалу мысли о будущем утекают куда-то вглубь.
– Ты успела! – кричит Акил и выпускает меня – вокруг ревет толпа и гремят салюты.
В небе рассыпаются золотые блестки, у нас над головами реют сине-красные стяги. Я изучаю профиль Акила – выразительный и аккуратный. Он как открытая книга. У меня взмокают ладони.
– Вообще-то, – начинаю я, – я еле-еле сюда успела.
– Да?
– Да, на Рузвельт столько народа, что меня чуть не затоптали. – Я улыбаюсь – меня смешит собственное преувеличение. – Я едва не погибла.
Акил делает шаг ко мне. Его футболка соприкасается с моей грудью.
– Что ж, я очень-очень рад, что ты осталась в живых.
Сердце колотится громче, чем взрываются фейерверки над нами. У него тоже – я это чувствую. Я знаю, что это он – тот самый момент, крошечный пузырь времени, который кажется нереальным: по лицу Акила бегают огни стадиона, он стоит так близко. Бережно, робко он кладет руку мне на поясницу.
– Потому что ты мне нравишься, Джиа Ли.
Лицо у Акила горит, глаза распахнуты, он нервничает. Кажется, нас обоих сейчас стошнит.
Будь смелее, шепчет Уинри Рокбелл. Я думаю о наших ночных переписках, о его руке, обхватывающей мою талию, о жужжании улья внутри. Думаю о том, чего мне хочется, – о тех мечтах на пожарной лестнице и фантазиях о стеклянной башне. И делаю то, что пообещала Уинри и самой себе.
Я склоняюсь к Акилу и вижу каждую веснушку у него на щеках. А потом он склоняется ко мне.
Его губы на вкус как фруктовый лед. Я едва соображаю. Едва дышу. Мы отстраняемся друг от друга, и я разглядываю его идеальные длинные ресницы. Лоб Акила упирается в мой.
И в этот момент второй раз за этот вечер в кармане у меня вспыхивает телефон. Поначалу мне не хочется шевелиться, но сообщения приходят и приходят, и это замечает даже Акил.
– Прости, – хрипло говорю я и торопливо вынимаю телефон из кармана.
И вижу сообщение от папы. И от мамы. И еще одно от папы.
Джиа, где ты
Джиа, быстро домой
Не знаю, куда ты ушла, но вернись домой сейчас же
Бабуля упала. Скорая уже едет.
19
Ариэль
Беа повсюду. Сидит на пустом месте в хвосте аудитории и жует жвачку. Покачивается в такт музыке во дворе. Неодобрительно качает головой, когда я избегаю Сими и Сару в буфете. Ходит за мной по пятам. Или я за ней. Не могу понять, кто за кем.
Галлюцинации – это произведения мозга, которые не имеют отношения к реальности. Иногда их вызывает смерть близкого. К трети, а то и половине вдов являются их покойные мужья. Но моя сестра – не галлюцинация. Она не стоит передо мной. Она меня поглощает. Беспомощно бьет руками под перевернувшимся понтоном. Ее вытаскивают на берег, плавки бикини сползают с бедер. Она лежит там, а все мы кричим: «Безответственная!»
– Пюре будешь доедать?
Эрик, один из парней-любителей-фрисби, не сводит глаз с моей полной тарелки. В честь Дня независимости в буфете день американской кухни. Хот-доги. Гамбургеры. Макаронный салат. Водянистое картофельное пюре. Я пододвигаю к Эрику весь свой поднос.
– Угощайся.
– Ка-а-айф. – Эрик ставит мой поднос на свой и возвращается к приятелям.
Я тереблю салфетницу. Когда Беа было тринадцать лет, она уговорила родителей купить бенгальские огни. Мама с папой опасались, что она доиграется до ожогов рук. Но если к чему у Беа имелся талант, так это к уговариванию. Она была чудовищно настойчива. И родители сдались. У нас был чудесный вечер – мы стояли на крыльце и размахивали бенгальскими огнями. Позже приехали Джиа и Эверет – их подвезли родители. Мы кружились на тротуаре, как светлячки. В кои-то веки радовались и Беа, и мама с папой. Это было чудо четвертого июля.
Сегодня вечером будущих первокурсников везут на Рыбацкую пристань смотреть салют. Руководство прознало о пьянке в прошлую поездку, поэтому на сей раз перед посадкой в автобус у всех досмотрят сумки. Спиртное запрещено. Удивительно, но никого это, кажется, не расстраивает. Все в предвкушении. Я слышу, как Бетани рассказывает девчонкам, что будут танцы и живое выступление группы. Беа была бы в восторге. Она всегда первой выходила на танцпол. Королева изящных движений и танцевальных композиций из «Тиктока».
Беа сидит у витражного окна, качает головой и пожирает сочный гамбургер.
Тебе здесь не место.
Тогда где? Где мое место?
Тело сестры принимает позы, в которых я его запомнила. Грудь выпирает из обтягивающего коктейльного платья