с открытыми плечами. Губы сомкнуты для воздушного поцелуя, который она шлет Haejinloveslife. Хрупкие ладони, которыми она пододвинула ко мне тот бумажник. Ее облик складывается, как у персонажа видеоигры, которого нужно собрать по частям. Ехидная ухмылка из того видеозвонка сменяется гримасой обиды. Боли.
Да ты ни черта не понимаешь.
Я вскакиваю с места. Ножки стола скрежещут, и все парни-любители-фрисби оборачиваются в мою сторону. Но мне не до них. Я хватаю рюкзак и вылетаю из буфета.
Возможно, у меня повредились лобные доли. Я растеряла все свои навыки критического мышления. Я уже слышу, как умма и аппа орут: «Ари-я, не будь такой безответственной!» Беа говорит: «Найди меня».
Во дворе я перехожу на бег. Небо низкое и серое. Я останавливаюсь возле общаги, открываю на телефоне мессенджер и нахожу среди контактов имо. Долго идут гудки. Наконец тетя отвечает на звонок. Она всегда отвечает на звонки.
– Ариэль, я сейчас не дома. Я не могу показать тебе океан.
Имо в модной кофейне с монстерами в горшках и мраморными столиками. В Пусане десять утра. Здесь она проводит большую часть рабочего дня.
– Я не за этим звоню.
Позади нее люди начинают выстраиваться в очередь вдоль стойки бара. Я слышу, как они галдят на корейском. Все такие жизнерадостные. Кажется, будто они на другой планете.
Имо хмурится.
– У тебя все хорошо? А у родителей? Что-то случилось?
– Нет, все целы. – Я делаю паузу. – Но кое-что случилось.
Имо выпрямляется, сводит брови.
– Что?
– У тебя ведь все еще свободна одна комната? Ты ведь ничего с ней еще не сделала?
У имо свой техностартап с чисто женским коллективом. Она работает из кофейни и из дома, но держит в уме мысль об офисе, который понадобится, если она наймет больше людей. Она подумывала превратить в офис комнату Беа, когда та съедет. Но потом Беа не стало.
– Да, свободна. – Имо прищуривает густо накрашенные глаза. – К чему эти вопросы? Ариэль, ты ведь не задумала что-то нехорошее?
Я поднимаюсь в свою комнату в общаге. На экране передо мной встревоженное лицо имо.
– Не нехорошее. А необходимое.
– Ох, Ариэль…
Я останавливаюсь у дверей. Отставляю руку, чтобы имо хорошо меня видела. Чтобы видела, насколько серьезно я настроена. В каком я отчаянии.
– Пожалуйста, – прошу я, – просто скажи, что ты не против.
Имо трет виски.
– Ты ставишь меня в непростое положение. Твоя мать и так на меня злится.
– Ты ни в чем не виновата.
– Это я знаю, но она моя сестра, и я не могу подвергнуть еще одну ее дочь…
– Пожалуйста, – повторяю я, – пожалуйста. Умоляю.
Найди меня. Найди меня. Найди меня.
К глазам подступают слезы. У имо подавленный вид. Она никогда не видела, как я плачу.
– Мне это очень нужно, – говорю я.
Имо закусывает губу. Оглядывается.
И, наконец, шепчет:
– Ладно. Напиши мне, когда и во сколько.
И нажимает «отбой». Впервые за все лето я чувствую, что все в моих силах.
Зайдя в комнату, я пишу Джиа и Эверет письмо, которое хотела отправить еще несколько недель назад. Пишу то, что не отваживалась написать прежде. Обе сейчас заняты и не ответят сразу же, что меня абсолютно устраивает. Пусть наслаждаются праздником. Эверет по уши в своем мюзикле. А Джиа с Сиси и бабулей. Девчонки прочтут мое письмо завтра, когда я уже буду в пути и они никак не смогут мне помешать. Пальцы зависают над телефоном – над контактами уммы и аппы. Ари-я, звучат их голоса у меня в ушах, а как же Бристон? Мы так разочарованы. Не твори глупостей. Но голос Беа заглушает их голоса. Она кричит. Найди меня. Я отключаю телефон и кидаю чемодан на кровать.
Вот что я знаю:
Десять месяцев назад Беа утонула в Пусане (Южная Корея).
Ее секреты умерли вместе с ней.
У меня на банковском счету есть ровно две тысячи триста долларов, заработанных репетиторством для детишек с Верхнего Ист-Сайда.
Сегодня я полечу в Пусан.
И выясню, что случилось с моей сестрой.
От кого: [email protected] 18:33
Кому:
[email protected]; [email protected]
Тема: Важное
Д и Э,
Иногда я чувствую себя настолько потерянно, что даже не понимаю, где нахожусь. Вот как это выглядит. Каждое утро я просыпаюсь. Смотрю на пальмы. И на стремную мебель в общаге. На старые важные здания за окном. Но на самом деле меня здесь нет. Я ничего не чувствую. И живу в этом состоянии уже довольно долго. Слишком долго. И кажется, жила в нем, даже дома, рядом с вами, когда лепила дамплинги, каталась на велике и ела пиццу. Такое чувство, будто я выпадаю из реальности. Понимаете, о чем я?
Но я нашла решение. Ну, может, не решение, а выход. Или вход. Я все проигрываю в голове последний разговор с Беа. Она сказала, что заключила бизнес-сделку. Секретную. Не знаю, она почти не бывала у тети дома, но я не думаю, что она только делала, что шастала по клубам. А может, и шастала. Вот что меня бесит. Я ничего не знаю. Моя сестра – незнакомка. Я даже толком не знаю, как она умерла.
Поэтому я хочу все выяснить. Все-превсе. Завтра утром я вылетаю в Южную Корею. А именно в Пусан. Жить буду у имо. Мы обо всем договорились. Я знаю, что это самое безумное, что вы слышали в своей жизни, и знаю, что родители меня заживо сожрут, но просто поверьте в меня. Это то, что я должна сделать.
Я вас очень люблю, девчонки, и, честно говоря, мне дико страшно вот так вот честно все писать. Возможно, не прямо сейчас, но однажды вы обязательно поймете, зачем мне все это. Напишу вам, когда приземлюсь.
Целую,
Ариэль
20
Джиа
В терапевтическом отделении Нью-Йоркского Пресвитерианского госпиталя все стерильное и бежевое, но вид отсюда открывается красивый. Сквозь небольшую рощицу можно различить рядок аккуратных таунхаусов – редкость для Квинс. Если бы жители тех домишек могли выглянуть в окна и посмотреть, что происходит на десятом этаже госпиталя, они бы увидели мирно спящую старушку. Но не увидели бы орущих на меня маму с папой.
Вчера вечером они слишком переживали за бабулю и не стали поднимать крик. Все мы ужасно устали, и сил хватало лишь на то, чтобы смотреть на бабулину хрупкую фигурку в больничной койке, закутанную в колючие одеяла и вязаный плед, который я захватила из дома. За те двадцать минут, на протяжении которых я смотрела салюты вместе с
