Акилом, бабуля решила разогреть в микроволновке остатки тофу. Ковыляя из гостиной в кухню, она поскользнулась на плитке, упала и ушибла таз. К счастью, она ничего не сломала. Но ей все равно нужны обезболивающие, и несколько недель придется провести в стационаре. Когда бабуля не спит, медсестры закармливают ее яблочным пюре, пока она не осоловеет. Папа вполголоса совещается по телефону со страховой, и я краем уха слышу, как мама говорит Лиззи, что мы не сможем никого нанять обратно еще неделю точно. И виновата в этом я.
– Это ты виновата. – Мама вторит моим мыслям, возвышаясь надо мной, съежившейся в больничном кресле.
– Знаю, – говорю я, – прости.
Но маме плевать на мои извинения.
– Дела и так обстоят неважно, – продолжает она, – а ты все усугубила. Мы доверяли тебе. А ты сбежала, не предупредив ни звонком, ни сообщением. Я думала, ты уже повзрослела. Стала юной леди. Но ты все еще дитя. Подвергла опасности бабушку и…
– Ну ладно тебе, – перебивает маму папа и кладет ладонь ей на поясницу, – она же не специально.
Мама смотрит на мужа так, будто знать его не знает. Темные круги у нее под глазами словно углубляются до самых щек.
– Это ведь твоя мать, – говорит она папе, – и Джиа несла за нее ответственность.
– Все мы несем за нее ответственность. Вся семья.
Отец садится на корточки, и мы оказываемся лицом к лицу, как будто мне снова восемь лет и он учит меня пользоваться ножом для чистки фруктов. Рубашка у папы измята – свидетельство того, что он много часов не переодевался и просидел без движения. Ночью мы с мамой по очереди спали в сдвинутых креслах, а папа не отходил от бабушки – смотрел, как ее грудь в больничной сорочке поднимается и опадает с каждым вздохом.
– Ты поступила нехорошо, – тихо говорит папа, – но это просто несчастный случай. Бабуля на тебя не сердится. Она тебя любит.
Мама презрительно фыркает.
– Конечно любит. Как и все мы. Но речь не об этом.
– Такое могло произойти когда угодно, – не соглашается папа. – У нас нет возможности ни на секунду не спускать с бабули глаз.
Бабулины веки подрагивают, словно ей снится кошмар. Мама не обращает внимания на папино замечание и скрещивает руки на груди.
– Ну так поведай нам, – говорит она, – где же ты была прошлым вечером?
Я ждала этого вопроса с того момента, когда отъехала от «Сити-филд», прочь от поцелуя, фейерверков и бабочек, тщетно старающихся повернуть время вспять. Я мысленно просчитала все возможные исходы этого разговора и пришла к выводу: правда будет хуже. Наврать родителям с три короба – единственный приемлемый вариант, который к тому же позволит мне обойтись без упоминания Акила. Как бы сильно он мне ни нравился – а он мне нравится, очень! – при воспоминаниях о его добром недоумевающем взгляде, его звонках, на которые я так и не ответила, скрипе колес велосипеда, на котором я от него умчала, хочется провалиться в черную бездну, что разверзлась у меня внутри. Я даже не прикасаюсь к телефону, хоть и знаю, что́ увижу: не меньше чем полдюжины сообщений от него с вопросами, на которые у меня нет ответов.
– Мира Мехта позвонила, – бурчу я. – Попросила помочь с нашим летним проектом.
– Мехта? Ты про тех Мехта, что в ресторан к нам ходят?
Да, семейство Мехта мои родители любят. Мира с родителями каждое воскресенье приходят поесть димсамов. Иногда она машет мне и улыбается, словно мы подруги, хотя в школе заговаривает со мной, только когда забывает карандаш в кабинете английского. Я рассказываю родителям, что нам с Мирой досталось совместное задание по биологии на каникулы и что у нее случилась беда с диорамой про легкие и ей понадобилась моя срочная помощь. Я сказала, что подойду на двадцать минут и сразу обратно. Отчасти это правда: по биологии нам действительно задали сделать диораму, но я свою еще даже не начала в надежде, что Ариэль мне поможет. Мира наверняка объединилась с Брэдом Армстронгом, который играет в футбол и вечно шутит, что однажды разбогатеет, как Дэвид Бэкхем, и купит ей «Ламборгини».
Выслушав мою хитровыдуманную историю, мама лишь вздыхает – это максимальная степень прощения, которая мне сегодня светит.
– Я поняла, как так вышло, – говорит она, – но в следующий раз, когда Мире или кому-то еще понадобится твоя помощь, попроси их прийти в ресторан. Или хотя бы нас предупреди, чтобы я или папа могли подняться домой на несколько минут.
Я киваю, слезы капают на футболку.
– Прости, – повторяю я. Мне хотелось бы попросить прощения и у бабули, но мне невыносимо видеть ее в больничной койке.
Мама смягчается.
– Долгий был день. Иди-ка домой. Умойся. Мы с папой скоро приедем.
Я стираю слезы с подбородка, беру с подоконника куртку и телефон. Коридоры выглядят шире, чем казались вчера вечером, когда вокруг были только медсестры и ночное небо. Навстречу идет врач в полосатых штанах и белоснежном халате – она улыбается мне, когда проходит мимо. На ум сразу приходит мама Акила, с которой я так и не познакомилась – и теперь вряд ли уже познакомлюсь. На губах все еще чувствуется его поцелуй.
Впервые за несколько часов я с опаской смотрю на телефон. Но вижу вовсе не имя Акила. А имя Эверет. Не меньше десятка звонков и голосовых сообщений от нее. Отмотав уведомления, я вижу письмо от Ариэль. Немедленно открываю его, но прежде чем я успеваю вчитаться, телефон звонит.
– Алло?
В динамик пробивается голос Эверет, резкий и взволнованный.
– С Ариэль ЧП, – выдыхает она. – Мы ей нужны.
Групповой чат в мессенджере
Эверет:
О боже Ариэль ты онлайн!!! Как ты? Все хорошо? Нормально приземлилась?
Ариэль:
Привет, девчонки. Да, все окей. Простите, что заставила поволноваться. Опять.
Джиа:
Не извиняйся. Мы просто рады, что ты на связи! Где ты?
Ариэль:
На пересадке в Сеуле. Просто хотела сказать, я понимаю, что вчерашнее письмо – тот еще сюрприз. Надеюсь, вы из-за него не психанули. Я просто хотела честно все вам рассказать.
Джиа:
Ариэль, можешь ничего не объяснять! Вообще не парься. Мы реально просто рады, что ты смогла нам довериться
Эверет:
Ага ну честно говоря мы знали что тебе суперсложно и оч переживали но не оч понимали что делать так что спасибо что открылась и мы постараемся поддержать тебя как сможем ♥️♥️♥️
Джиа:
Согласна с Эверет. Мы тебя очень любим
Ариэль:
Уфф, я из-за вас сейчас разревусь в аэропорту.
Эверет:
