К чему же это, интересно?
Вжимаю голову в плечи, когда мишка, едва не приперев меня к дереву своей тушей, наконец, останавливается и вытягивает шею, утыкаясь мордой в мое плечо.
Даамиир. Уверен, что еще не готов к чему бы то ни было?
«Расслабься. Ему просто не терпится с тобой познакомиться поближе», — слышу насмешку.
Вы только посмотрите на этих самцов невоспитанных! Всем им ближе подавай знакомиться!
Голос в голове разливисто смеется, а мишка, очевидно, и не планирует отступать. От моего плеча его морда, с голодным пыхтением, переместилась к моему лицу. Я будто в замедленной съемке наблюдаю, как разевается огромная пасть и в ужасе зажмуриваюсь...
Едва дар речи не теряю, когда по моей щеке проходится шершавый язык. Промаргиваюсь, вперивая взгляд в мишку:
— И правда, не съешь? — сама себе не доверяя проговариваю тихо.
Моя рука вдруг оказывается в кущах влажной шерсти. Перебираю пальцами мех на морде здоровяка, как он вдруг. исчезает. Вспышка света настолько мимолетная, что я даже руку не успеваю убрать, когда в следующую секунду мои пальцы оказываются запутанны в жесткой бороде темноглазого мужчины.
— Так вы. — скорее выдыхаю, нежели произношу. На большее от изумления попросту не хватает сил, — оборотень? Почему же сразу так и не сказали?
Сама понять не могу, что это открытие значит для меня? Поменялось ли от этого хоть что-нибудь? Боюсь ли я его теперь сильнее, чем бывало до этого?
Дамир окидывает себя беглым взглядом, в котором мелькает замешательство. Будто только сейчас заметил, что он больше не медведь:
— Чертов предатель, — ворчит себе под нос. — Нет, Ангел, я вовсе не оборотень. Страж -отдельное от меня создание. Мы не одно целое.
Он объясняет едва ли не вкрадчиво. Так мягко, что у меня дыхание сбивается.
Безумие какое-то. Все эти превращения, бессмертие, медведь. Голова кругом. В том числе от запаха, успевшего стать таким родным.
И как я сразу не поняла? Он пахнет лесом, и прижаренным на солнце мхом, горной речкой и палящими лучами. Это они спасли меня. Уже в который раз.
Мои пальцы бесконтрольно скользят по влажной груди мужчины:
— Такой горячий, — выдыхаю я. — Вам не жарко?
— Все хотел спросить, почему ты до сих пор мне выкаешь, если мысленно ты ко мне с самого начала на «ты»? К тому же, я уже назвал тебя своей женой. Разве супруги не должны обращаться друг к другу менее официально? — от его заинтересованного прищура хочется спрятаться, а потому я не придумываю ничего лучше, чем опустить глаза, и. Ого! — Не смотри!
От чего же? Супруг ведь? Да к тому же никаких вам щупалец, а это уже само по себе хорошо. Однако величина его мощи и без того поражает, так еще и неустанно продолжает расти.
— Чертовка, я велел тебе поднять взгляд! — рычит Дамир.
— Раз уж назвали своей женой, то должны заранее уяснить одну простою истину, — я все же поднимаю взгляд. Несколько неловко разглядывать его вот так. — Жена - не раба. С четверть своей жизни я изо всех сил боролась за свою свободу. Потому, если я вам нужна, то условимся, что я вольна сама решать, что и когда мне делать!
Смотрю на него с вызовом, однако чувствуя, как лицо полыхает после увиденного.
— В разумных пределах, — будто соглашаясь, отзывается он, тогда как темный взгляд скользит по моим губам. Похоже это как-то связанно с ростом «интереса». — Черт, ты мне думать мешаешь своими едкими комментариями!
28.Давай вернемся домой...
АНГЕЛ
— Привыкайте, — пожимаю плечами, только сейчас вспомнив, что собственным желанием позволила ему снова слушать свои мысли. — О какого рода пределах мы говорим?
— Источник не изменяет, — тут же начинает перечислять он. — Не оставляет своего Архонта и...
— Что еще за «Источник»?! — перебиваю его возмущенно. — Мне не нравится это бездушное определение! Вы словно о неодушевленном предмете говорите! А я вообще-то женщина из плоти и крови!
— Я вижу, — в его голосе возникают какие-то умопомрачительные нотки, когда взгляд пробегается по телу, словно желая убедиться в моих словах. — Удивительная, и, — несмотря на то, что я могу читать твои мысли, — весьма непредсказуемая женщина. Как ты это делаешь? Разве я не должен знать о твоих намерениях? Но каждым своим словом ты умудряешься выбить меня из колеи. У тебя мысли как блохи скачут. Как ты живешь с этим?
Судя по тому, как его пальцы бережно очерчивают овал моего лица, ему сейчас вовсе не так уж интересно знать ответ. Будто бы невзначай придвинулся, загораживая меня своим огромным силуэтом от солнечного света. И это странное ощущение, будто в целом мире мы только вдвоем.
Он все время был рядом. Будь то медведь или голос в голове. Он единственный, кому я могла бы доверить свою жизнь. Так хорошо.
Скользя ладонями по его широким плечам, заглядываю в его бездонно-темные глаза, в которых уже привычно полыхает огонь:
— Давай вернемся домой, м? — предлагаю сама.
Знаю, что он чувствует меня. И понимает, о чем я говорю. Я ведь тоже будто его эмоции уже читать научилась. Это так странно. Так легко и естественно, будто разговор с самой собой.
Хмурится и невольно рот приоткрывает:
— Прямо сейчас? — похоже, все еще сомневается, что правильно меня понял. — Хочешь сказать, ты готова?
Мгм.
— Ты точно чокнутая...
Он вдруг подается ко мне и впивается в губы. Поцелуй поначалу порывистый, постепенно смягчается, словно он пытается сдержаться.
У меня голова кружится от нереальности происходящего. Вот так просто: я попросила и он согласился?
Будто в ответ на мои мысли, Дамир припирает меня всем своим могучим телом к дереву, тогда как его руки слегка нетерпеливо стаскивают с моих бедер бриджи.
— Считаешь, я слишком нетерпелив? — прерывисто дыша, выдавливает он. — Да я только тем и занимаюсь весь день, что пытаюсь сдержаться. И раз уж ты сама предложила.
Он подхватывает меня на руки, вынуждая обвить его бедра ногами, и влажно целует мою шею, спускаясь к ключице. Но вдруг отстраняется:
— Тебе больно? — удивленно спрашивает он, оглядывая меня. — Я ведь еще даже ничего не сделал.
Приходится приложить усилие, чтобы сквозь толщу желания понять, какую именно боль он мог уловить, и тут же нахожу ее источник:
— Спину все еще саднит. А кора дуба не слишком мягкая, — усмехаюсь я, дивясь, что я и сама-то не заметила, что мне больно.
Он порывисто разворачивается, и припадает к стволу дерева сам, не выпуская меня из рук:
— Прости. За твоим дерзким язычком и бессмертной манерой поведения, я порой и забываю, какая ты хрупкая, — хрипит он в мой приоткрытый рот.
