Темзы: ему, привычному сражаться в тумане, не нужно было особых умений, чтобы понять, что там происходит. Во времена Рима здесь стоял деревянный мост, почерневшие обломки которого и по сей день торчали из воды, словно сгнившие зубы. И сегодня, как и в старые времена, в этом месте готовилось переправиться сильное войско захватчиков с материка. Сакс оглянулся — кроме него вдоль южной стены растянулось примерно триста вооруженных людей, но из них от силы сотню составляли его побратимы, пришедшие от самого Брокенберга. Еще примерно три сотни саксов и славян он рассредоточил на других опасных местах. Остальные же из тех, кого мятежный принц вывел на стены, были простыми крестьянами, иные из которых чуть ли не впервые взяли в руки оружие. Он привел их сюда, чтобы внушить врагу, обступившему город, что его защищает множество людей, хотя и сомневался, что подобная уловка обманет опытного и многочисленного противника.
Что же он сам выбрал — и этот путь и этот бой.
— Нас берут в клещи!
Эти слова прозвучали так резко, что ворон, сидевший на плечах молодой королевы, сорвался с места, с тревожным карканьем вылетев в окно. Энгрифледа, словно и не заметив этого дурного предзнаменования, напряженно, словно попавшая в западню волчица, осматривала окружавших ее мужчин. Лица тех также были хмурыми, сообразно серьезности момента.
Совет держали в одном из немногих, более-менее уцелевших зданий Лондиниума — старом храме, посвященном какой-то римской богине. Христианские погромы и варварские нашествия мало затронули его — и по сей день на стенах красовались замысловатая мозаика, с описанием сцен из давно ушедшего мира. У дальней же стены, где стоял трон, с которого Энгрифледа руководила своим Советом, высилась и мраморная статуя, изображавшая означенную богиню, с факелом в руке и серпом луны в волосах. Тонкая рука лежала на холке огромного зверя, напоминавшего трехглавого льва с множеством змей вместо гривы. У ног божества стоял залитый кровью алтарь: им стала могильная плита с одного из здешних склепов. Энгрифледа объявила римскую богиню воплощением англской Владычицы Смерти, которой королева служила с пылом, которого божество вряд ли удостаивалось во времена цивилизованных римлян. Даже тонкие черты лица мраморной богини в неверном свете факелов были странным образом схожи с чертами молодой владычицы.
— Вильгельм пришел на помощь зятю раньше, чем мы ожидали, — говорила Энгрифледа, — похоже, он совсем потерял страх перед своим королем. Вчера войско франков — как говорят, числом не менее шести тысяч, — высадилось в Кенте. Он падет за несколько дней, — у Кента с франками давние связи, которые мне, как я не старалась, не удалось разорвать полностью. А еще через несколько дней Вильгельм будет у стен города. Но хуже всего то, что и Эдмунд перешел в наступление — сейчас в его руках почти вся восточная Мерсия, кроме Линдси. Если они соединятся — нам не выстоять в открытом бою.
— Предлагаешь запереться в городе? — спросил Аудульф.
— Это не поможет, — возразил Редвальд, — у нас просто нет столько припасов, чтобы кормить войско. Кроме того, запереться здесь — значит отдать врагу всю остальную страну.
— Ты прав, сакс, — кивнула Энгрифледа, — Кент — вотчина моего мужа, которую я получила после его смерти. Если я не верну его в ближайшее время — по всей Британии пойдет молва, что я недостойная наследница Этельвульфа. Но это будет ничто, по сравнению с тем ударом, что нанесет Эдмунд, завоевав мою родину — Линдси. Следом падут Восточная Англия и Эссекс — и мое королевство сузится до этого города. Здесь эти двое меня и придушат.
— Значит, нужно бить их по частям! — рявкнул Сигифред, — они ведь не знают, что тебе помогают даны и фризы. Разобьем сначала одного, потом второго.
— Даже если мы соберем все силы в один кулак, — покачал головой Редвальд, — то одновременно сможем разбить только одного — и то если Водан будет благосклонен к нам. Перед объединенным войском нам не выстоять — но против кого направить первый удар?
— В том то и дело, что любой выбор плох! — воскликнула Энгрифледа, — если я выступлю против франков — Эдмунд успеет прибрать к рукам все северные земли. Тогда и Утред Макальпин может присоединиться к нему — он давно облизывается на Дейру. Если же я отправлю все войска против Эдмунда — Вильгельм возьмет город и тогда его уже не вышибешь. Если же я разделю войско — то потеряю все!
— Может, и нет, — заметил Редвальд, — если ты возьмешь свое войско и двинешься на север, вместе с Аудульфом, а Сигифред поднимется морем, то еще сможешь разбить Эдмунда в Линдси.
— И оставить мой город без защиты? — Энгрифледа, возмущенно сверкнув глазами, повернулась к принцу.
— Он не будет беззащитным, — невозмутимо ответил Редвальд, — здесь останусь я со своими саксами.
По залу пронесся удивленный ропот: все неверяще смотрели на человека, предложившего почти самоубийственное решение.
— Это безумие!- воскликнул Аудульф, — сколько их у тебя? Человек двести хоть наберется?
— Четыреста, — усмехнулся Редвальд, — хватит для того, чтобы держать город то время, что может понадобиться вам, чтобы разбить Эдмунда и вернуться с подкреплением.
Энгрифледа кинула испытующий взгляд на Редвальда и вдруг широко улыбнулась, блеснув белыми зубами.
-Ты начинаешь мне нравиться, сакс, — рассмеялась она, — хорошо, принимай город. Но если ты сдашь его франкам, то лучше бы тебе самому вырезать себе «ворона», чем снова встретиться со мной.
На этом и порешили: Энгрифледа и Аудульф двинулись сушей на север, а Сигифред отправился туда же морем. Редвальд, оставшись в городе, начал готовить его к обороне. Многих горожан он привлек к работе на стенах: заставляя таскать каменные глыбы и заливать их раствором из песка, глины и растолчённого в порошок мрамора, взятого с разрушенных римских зданий. Так он более-менее надежно укрепил стены, продолжив работу начатую Энгрифледой. Одновременно Редвальд зачислил в городское ополчение всех способных держать оружие, хотя и сильно сомневался, что они не побегут после первого же натиска франков.
В одну из ночей Редвальд собрал своих людей в том самом храме, где было принято судьбоносное решение. Они уже почтили богов — с десяток рабов висели на грубо сколоченных виселицах, принесенные в жертву Одину.
