Книга Ублюдки и стрелочники - Корали Джун

Хамильтон усмехнулся и схватил бокал с шампанским. Глядя на меня своими темными глазами, он выпил алкоголь за один раз. Как только бокал опустел, поставил его на ближайший столик и вытер свои мягкие губы тыльной стороной ладони.

— Здесь бесплатная выпивка и одна очень красивая девушка.

Мои брови поднялись.

— Так вот почему ты проводишь время со своей семьей, которую явно ненавидишь? — недоверчиво спросила я.

— Разве нужны еще какие-то причины? — спросил он, прежде чем подойти ко мне еще ближе.

Хамильтон постоянно вторгался в мое личное пространство.

Я бросила взгляд через плечо на маму. Ожидала, что она будет хихикать над чем-то, что сказал Джозеф, но нет, она смотрела на меня. Она стояла, натянутая, как струна, а ее грудь гневно поднималась и опускалась, что заставило меня покраснеть от стыда. Сидевший рядом с ней Джозеф сохранял бесстрастное выражение лица, но агрессивно поправлял запонки.

— Пожалуйста, оставь меня в покое, — прошептала я.

Я не хотела неприятностей.

Не хотела усложнять вещи, особенно ради мамы.

— Теперь я даже не могу поговорить с тобой? Это нечестно. У меня есть для тебя работа, и именно об этом я хотел поговорить, — надулся Хамильтон.

— Что? — Работа?

— Завтра я уезжаю на вышку. Они позвонили и попросили меня приехать раньше. Джесс официально съехалась с Инфинити, и мне нужен кто-то, кто присмотрит за Маленькой Мамой, пока меня не будет. И я вот думаю…

Точно! Мы же говорили с ним об этом.

— Да. Конечно да. Могу я забрать ее сегодня вечером? Что вообще ей нужно? Я должна купить лежанку для нее себе в квартиру? А может лучше будку? А еще угощения, игрушки и поводок.

Хамильтон ухмыльнулся.

— Вау. Остановись. У нее все это есть. Я могу привести все завтра, но тебе придется разблокировать меня. Мне нужно иметь возможность общаться с Маленькой Мамой по FaceTime хотя бы раз в день.

Я прищурила глаза.

— Ты хочешь с помощью собаки общаться со мной?

— Я просто использую все преимущества, которые у меня есть. Во всем виновата моя кровь Борегаров, — ответил Хамильтон, прежде чем протянуть руку и провести указательным пальцем по моей руке. Я вздрогнула от его прикосновения.

Бля, сейчас не то время и не то место.

— Отлично. Я присмотрю за ней. Но этого, — я указала рукой между нами, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, — между нами быть не может.

— Конечно, может, — прошептал Хамильтон. — Чего же ты боишься? — Я оглянулась на свою маму. Она что-то шептала Джозефу, но ее глаза были прикованы ко мне.

— Почему Джозеф так ненавидит тебя? — спросила я.

Былая игривость в выражении лица Хамильтона тут же исчезло.

— За эти годы я дал Джозефу множество поводов для ненависти. Ненависть к кому-то не делает тебя правильным, а других неправильными, это просто выход для обиды. А в нашей семье много обид, Вера. Я уверен, что ты скоро узнаешь все об этом. Это тебя пугает?

— Немного, — признала я.

Хамильтон обхватил меня за запястье своими длинными пальцами.

Напряжение и притяжение между нами чертовски утомляло.

— Пойдем со мной, — прошептал он, прежде чем потащить меня сквозь толпу подальше от вопросительных взглядов моей мамы, но я все еще чувствовала ее жесткий взгляд на моей спине.

Мы вышли из бального зала через боковую дверь, затем пошли по длинному темному коридору в другую часть здания. Высокие стеклянные окна тянулись вдоль стен, мимо которых мы проходили, и я видела пышный сад за ними.

Это действительно красивое место. Если бы Джозеф не захотел проводить свадьбу в родительском доме, чтобы чувствовать себя ближе к своей матери, мама с большим удовольствием закатила бы праздник здесь.

— Пойдем, — прошептал Хамильтон, прежде чем затащить меня в маленькую кладовку.

— Что ты делаешь? — спросила я, когда он захлопнул дверь.

— Это, — простонал Хамильтон, прежде чем обхватить меня за щеки и прижаться губами к моим.

Мы слились в жарком поцелуе. Сильное желание потрескивало между нами. Его язык полностью овладел моим ртом. Я застонала ему в губы, царапая его спину, как будто в этом не было ничего плохого.

Будто это естественно.

Будто это не сможет стать для нас разрушением.

Жар пробежал по моему позвоночнику, и мои соски затвердели, напряглись и терлись об тонкую ткань моего платья. Мое тело — это канистра с бензином, а его пальцы — зажигалка. Он легко мог спалить меня.

Хамильтон нашел подол моего платья и провел руками по внутренней стороне моих бедер, дразня меня, доставляя мне удовольствие, заставляя меня задыхаться от желания.

— Ты разрешишь мне попробовать тебя на вкус, Лепесток? — спросил он.

Его большой палец скользил по моим трусикам, и я застонала, прежде чем впилась зубами в его нижнюю губу. Я чувствовала себя такой дикой и такой жаждущей его прикосновений.

Я потянулась к молнии на платье, и Хамильтон стянул его с моего тела и швырнул дорогую ткань на пол. Моя голая грудь прижалась к его груди, и он погладил мои соски своей теплой ладонью. Я выгнула спину навстречу к нему.

— Если бы я так чертовски не хотел, чтобы ты оседлала мое лицо, я бы заставил тебя опуститься на колени и засунул бы свой член между твоих идеальных пухлых губ, красотка. — Его голос сорвался, когда он отстранился.

Хамильтон провел большим пальцем по моей нижней губе, его полуприкрытые глаза были полны возбуждения. Затем он лизнул мою шею. Мою грудь. Мом соски. Мой живот.

Выпрямившись, он прижал меня к стене. Громкий стук наполнил комнату от удара моего тела о твердую поверхность, за которым последовало тяжелое дыхание.

Выглядя, как бог, в этом идеальном костюме, Хамильтон опустился на колени и осторожно поднял мою ногу, на которой все еще были обуты дорогие туфли на шпильке. Он закинул мое бедро себе на плечо, затем уставился на тонкие черные трусики, которые были на мне.

— У меня есть пристрастие к трусикам, — сказал Хамильтон со злой ухмылкой. — Хочу, чтобы ты кончила в них, чтобы я мог забрать домой маленький сувенир, который пахнет твоим желанием.

Я была ошеломлена. Слишком ошеломлена похотью, но должна что-то сказать.

— Извращенец, — наконец, простонала я.

— И тебе это нравится, — сказал Хамильтон, прежде чем наклониться вперед и вдохнуть мой запах. Глубоко вдохнуть. — Скажи мне, что я могу взять твои трусики, когда мы закончим, Лепесток, — прошептал он.

— Ты можешь взять все, что только захочешь. Просто прикоснись ко мне, Хамильтон, —