Мама на Рождество
Глава 1
Киллиан
— Благодарю, миссис Торн.
Няня моей дочки вежливо улыбается и кивает.
— Счастливого Рождества, мистер Томас, — отвечает она и выходит из дома.
Я разворачиваюсь и сталкиваюсь взглядами с Милли, которая, прижимая к себе своего старого медведя по имени Гризли, смотрит на меня, склонив голову набок. Ее волосы слегка растрепались и теперь комично торчат в стороны.
— Ну что, Панда? Чем займемся? — спрашиваю присев.
Я называю так свою дочь, потому что в три года она заявила, что будет пандой, когда вырастет. И заставляла меня так называть ее. Сейчас, в свои пять, Милли в полной мере осознала свою выгоду быть девочкой, папиной принцессой, так что больше не сравнивает себя с медведем, но прозвище прижилось.
— Разбирать подарки, — она кивает в сторону стоящей в углу елки.
— Рановато еще для подарков, Рождество не наступило.
— А когда наступит?
— Через пару дней.
— Тогда зачем там сейчас лежат подарки?
— Санта принес их заранее.
— Зачем?
Я вздыхаю, потому что вот этот поток вопросов всегда ставит меня в тупик. И, если еще на такие банальные, как «Почему небо голубое?», я могу ответить, то про Санту что-то совсем растерялся.
— Это просто коробочки, они пока еще без подарков.
И правда, нахрена я набросал подарки заранее?
— Тогда почему тяжелые?
— А там… гири.
— Как у тебя в спортзале?
— Да, — облегченно выдыхаю, когда Милли сама начинает подсказывать ответы.
— А зачем они там?
Хочется ругнуться, но при ребенке нельзя. И так всегда, когда я возвращаюсь из длительных рейсовых командировок. Я настолько привыкаю там общаться без ограничений, что потом сложно перестроиться дома. Сейчас снова ругательство щекочет кончик языка, но я держу себя в руках.
— Не знаю. Слушай, нам нужно в торговый центр.
— А зачем? — задает она любимый вопрос, но я уже вижу ее интерес, загоревшийся в глазах.
— Нужно купить подарок дяде Фреду.
— Мы купим ему мягкую игрушку? — загорается она и начинает хлопать в ладоши, а я прикрываю глаза и еще раз выдыхаю. Кажется, на этот раз пронесло от углубления в тему гантелей в подарочных коробках. — Я буду выбирать, ладно?
Милли продолжает перебирать варианты подарков для Фреда Коулмана, пока я несу ее в спальню принцессы, чтобы расчесать и заплести ее любимые хвостики. Потом переодеваю дочку и усаживаю у себя в спальне смотреть мультики, пока сам быстро принимаю душ и меняю форму пилота на свободный свитер и джинсы.
— Папочка, от тебя вкусно пахнет, — заявляет Милли, когда я появляюсь из ванной.
— Спасибо, детка, — улыбаюсь своему маленькому критику и прохожу в гардероб, чтобы надеть часы и браслет на запястье.
— Ну как? Готова?
— Ага.
Милли бодро спрыгивает с моей кровати, не откладывая медведя, и несется к лестнице, шурша утепленными штанами. Ее задорные хвостики подпрыгивают в такт движениям. Я улыбаюсь еще шире. За эти две недели я так чертовски соскучился по дочери.
— Папочка, только я не доела свою кашу, — огорошивает она меня как раз перед тем, как мы собираемся обуться.
— Давай променяем кашу на… скажем, пиццу.
— Ура! Пицца! — радостно восклицает она, а потом хмурится. — Но миссис Торн сказала, что я должна каждое утро съедать не меньше десяти ложек, иначе не вырасту. А я не могу быть всегда такой маленькой, потому что тогда я никогда не достану до шкафа со сладостями.
Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться.
— А сколько ложек ты съела?
Она начинает загибать пальчики, деловито бубня себе под нос и хмурясь. Я с умилением наблюдаю за сложными подсчетами.
— Пятнадцать тридцать восемь! — выдает она с гордостью, а я, уже не скрываясь, смеюсь.
— Это больше десяти.
— Правда? — с сомнением в голосе спрашивает она.
— Точно больше.
— Ну я все равно съем еще две, — Милли разворачивается и бежит на кухню. — Ты только без меня не уходи! Ты же сам подарок не выберешь!
— Каша уже остыла. Может, подогреть?
— Нет! — выкрикивает дочка из кухни, а я качаю головой.
Достаю из шкафа свои ботинки, сапожки Милли, перекладываю кошелек из форменной куртки в повседневную, и в этот момент слышу стук в дверь. Распахиваю ее и замираю. На пороге, широко улыбаясь и, как всегда, выглядя роскошно, стоит моя жена.
— Алекса, — приветствую ее сухо.
— Привет, Кил. Как дела? — она пытается заглянуть за мое плечо, но я закрываю собой весь дверной проем. — Могу я увидеть Милли? Я привезла ей подарок на Рождество, — она поднимает повыше небольшую коробку.
— Не можешь. Подарок оставляй, я поставлю под елку. Опять на Рождество уезжаешь?
— Да, — тянет она неуверенно, дергая бант на коробке. — У меня выступление.
— Мгм, — коротко отвечаю, снова злясь на нее. Надо же, два года прошло с момента, когда я вытравил Алексу из нашей с дочкой жизни, а все равно еще неприятно ноет в груди, когда она в который раз предпочитает работу семье.
— Слушай, я завтра улетаю, хотела бы увидеться с дочкой.
— Надо было прийти за час до отлета. Тогда бы тебе не пришлось придумывать отговорки, почему ты должна быстро ретироваться.
— Ты несправедлив ко мне.
— Это я говорю, еще и накинув сверху небольшой кредит доверия.
— Какой же ты…
— Кто? — прерываю ее. Этот разговор начинает меня утомлять.
— Говнюк, — бросает она резко, превращаясь в привычную мне Алексу с острым языком. — Передавай привет Милли, — цедит сквозь зубы, всовывает мне в руки коробку и, развернувшись на высоких каблуках, спускается с крыльца.
Когда-то этот дом планировался как семейное гнездышко. Отец предупреждал меня, что Алекса и «гнездышко» — это полярные понятия. Но я не прислушался. Я тогда был чертовски сильно влюблен в певицу из бара, и мне казалось, что с ней я могу быть счастлив. Потом я думал, что после рождения ребенка она обязательно бросит карьеру и осядет дома. Дальше мы ругались, потому что я не имел права требовать оставить мечту, потому что так хочу. Она ведь не требовала от
