недовольство. И всё-таки он тоже обнимает меня и желает послужить Либерти верой и правдой.
Затем наклоняется ниже.
От него пахнет хвоей и мятой — ароматом Либерти. Совсем тихо, так, чтобы услышала только я, он шепчет мне прямо в ухо:
— Не забывай, что в Раю водились и змеи…
В заточении. Рай исчез
Вздрогнув, открываю глаза, но как всегда — ничего не вижу. Вокруг лишь проклятая темнота, и я увязаю в ней, точно угодившее в смолу насекомое.
В Раю водились и змеи…
Слова прожигают насквозь. Жалость к себе наполняет всё моё существо и рвётся наружу жалкими рыданиями. Крепко жмурюсь, не позволяя слезам пролиться. Я должна быть сильной ради… ради кого? У меня никого нет.
У меня даже меня нет.
Ёжусь от холода и на сей раз укутываю в рубашку ноги. Так уж повелось, что я грею части тела по очереди. Зелёная рубашка в клетку, ворох обид да груда предательства — вот, пожалуй, и всё, что осталось мне на память от Либерти и от него.
Провожу ладонью по волглой стене. Шершавая поверхность царапает и без того грубую кожу. Что ж, это малая толика боли, большая её часть скрывается внутри и сжигает меня так же, как пламя костра сжигало чучело на фестивале Свободы.
Скоро не останется ничего.
13 глава. Мужчина с орлиным носом и девушка с печальными глазами
К концу завтра народ уже расходится. Как объяснил Дин, работы всегда много. Так что некие братья Хольм ускакали за водой, которую добывают в глубине острова — где-то там, в густых зарослях, есть подземный источник. Кто-то занят уборкой, кто-то на поливе, другие ушли в лес добывать травы и ягоды.
Мы шагаем по садовой дорожке к Королевству Ви-Ви — так в шутку Дин называет кухню. Название более чем подходящее — у поварихи и вправду целое государство: одни моют посуду, другие нарезают овощи, третьи чистят кастрюли.
Сама королева Кухни орудует скалкой так, что я боюсь за тесто — как бы она его не убила.
— А, птенчики! — похоже, Ви-Ви всех так называет. — Решили помочь?
— Не совсем. Мы только посуду занести, — Дин ставит тарелки на небольшой столик у окна. — Я ещё должен показать Каре наши владения.
Из дальнего конца кухни до нас долетает чей-то смешок, сопровождаемый звоном посуды.
В том углу только Бубба с Фолком — как раз драят кастрюли. И если первый стоит спиной, то второй в упор смотрит на нас. В глазах вызов, ладони сжаты в кулаки. В одной руке губка, с которой капает на пол мыльная вода — так сильно её сжал Фолк.
Не понимаю, что случилось с этим парнем? В него как будто бес вселился.
— Я сказал что-то смешное, Фолк?
— Да ты всё время болтаешь что ни попадя, — демонстрируя выщерблину на зубе, широко улыбается Фолк.
— А ты всё время нарываешься. Лучше бы побрился… Не с дикарями живёшь всё-таки.
— А ты бы лучше заткнулся… Не бессмертный всё-таки… — вворачивает Фолк, злобно глядя на Дина.
Воздух на кухне сгущается, словно сливки и это отнюдь не из-за включённой плиты.
— Ты чего несёшь?..
— А ты иди, пожалуйся папочке!
Дин бросается вперёд, но я удерживаю его рядом с собой.
— А ну прекратите сейчас же! — Ви-Ви, размахивая полотенцем, переводит взгляд с одного на другого. — Я не потерплю подобных сцен у себя на кухне!
— Прости. Ты права! — Дин дарит ей тёплую улыбку. — Пойдём, Кара. Не будем тратить время. Мне нужно ещё столько тебе показать…
Мы возвращаемся к Дому, но идём уже не к террасе, а к главному входу.
— Почему он такой? — спрашиваю я.
— Кто, Фолк? Ну… Наверно дикарь всегда останется дикарём. Мой отец подобрал Фолка и его мать в Диких землях. Мне тогда было пять. Ему семь… Он сразу невзлюбил меня и моего отца. Конечно, это было ещё до Либерти, и свободные жили далеко не так хорошо, как сейчас. Но всё-таки мы всегда были больше чем дикари, мы были семьёй… У Фолка этого не было.
— Да, твой отец говорил… Получается, он спас Фолка? — уточняю на всякий случай.
— Получается, что так… Просто не все хотят, чтобы их спасали… Думаю, смерть его матери тоже сыграла свою роль. Она умерла спустя три года после их появления… Наверное, Фолк считает, что если бы они остались в Диких землях, всё сложилось бы иначе.
— Как это случилось?
— Кажется, у неё была болезнь лёгких… Тогда нашим Домом был заброшенная больница, которая не отапливалась как следует… Последние несколько месяцев его мать почти не выходила из своей комнаты, а однажды утром отец сообщил всем, что её не стало. В тот год мы обнаружили Либерти.
Пытаюсь осмыслить услышанное.
— И всё-таки Магнус доверяет Фолку? Раз отправляет его с Буббой в город? — поясняю торопливо.
— В этом весь отец. Всегда разглядит, на что человек способен и позволит себя проявить… Это и есть свобода…
— Но неужели он не боится, что Фолк может в отместку предать?
— Нет, Фолк не пойдёт на такое, — подумав с минутку, отвечает Дин. — У него здесь всё-таки появились друзья…
— А что у него за оберег? — невзначай спрашиваю я. — Просто интересно, каким его душу видит Рагна, — уточняю, заметив удивлённый взгляд Дина.
— Ну… здесь история мутная. Никто не знает. Фолк, наверное, единственный житель острова, который это скрывает. В детстве мы его как только не дразнили, чтобы выведать эту тайну. А ещё придумывали целые списки от сушёного таракана до лосиной какашки и это, поверь мне, были самые безобидные. Но давай поговорим о другом. Расскажи мне, какой он…
— Кто?
— Город.
— Неужели ты никогда не бывал в Эйдолоне? — изумляюсь я.
— Ни разу. Отец не позволяет. Говорит, время ещё не пришло, и моё место пока здесь.
Дин разочарованно вздыхает. А я в который раз поражаюсь тому, как виртуозно жизнь с нами играет. Я покинула город, даже не оглянувшись, а Дин мечтает там побывать.
— Поверь мне, в сравнении с Эйдолоном, на Либерти настоящий Рай!
— Но ведь чтобы по достоинству оценить Рай, нужно побывать и в Аду… — возражает Дин, принимаясь за яблоко, которое успел стащить с кухни, а второе уже протягивает мне.
— Ты прав… Ещё совсем недавно я влачила жалкое существование дефектной, и вот теперь оказалась здесь. И я действительно ценю перемены.
На память снова приходит Алиса из страны чудес. Чудеса и правда случаются и одно было даровано мне. Мой мир перевернулся, но
