Ладошка мечтательно потягивается.
— А что? Метров десять колючей пустить на чехол…
— Без авангарда! — рычит Овчарка и выкатывается.
Годо не обманул, раздобыл проволоки. Привез. Юля весь день, как паучиха, плела замысловатую сеть. Паяла. И очень много курила. На манекене закрепляла готовые секции, надувала огромные пузыри из жвачек. Снова курила. Когда металлический корсет был готов, она вытряхнула из пакета кусок белоснежной прозрачной ткани и стала сооружать юбку — невесомую и белую, как туман. Телефонный звонок ударил по нервам. Не стала отвечать.
— Блин!
Но телефон надрывался, и Юля схватила трубку.
— Алло!
Это была Овчарка. Кто ж еще? Подруги звонят на мобильный.
— Юля, вы чем заняты? Зайдите ко мне в кабинет. Срочно. Срочно, Юлия Валерьевна!
И шварк трубкой, гадина. Попробуй отказаться.
— Черт! Черт! Черт! Да что это делается? — кричит Юля. Ей так жаль сейчас прерываться и почти больно уходить от недосооруженного платья.
_____
А Евгения Евгеньевна в это время вопросительно смотрит на молодого человека с незапоминающейся внешностью в невзрачном костюме. Молодой человек неопределенно кивает. Он все делает с оттенком какой-то загадочной неопределенности. То ли есть, то ли нет. То ли хорошо, то ли плохо. То ли справа, то ли слева. Он по-хозяйски устроился за Евгешкиным столом и ждет Юлю.
Юля немного удивилась, глядя на то место за рабочим столом, где она привыкла видеть свою начальницу и мучительницу. Если бы там сидела Овчарка, то это место без натяжки можно было назвать пустым. Но там восседал молодой человек, совершенно ей не знакомый. И хотя он широко улыбался ей, как радушный хозяин долгожданной гостье, по спине забегали мурашки. Может, это какой-нибудь эксклюзивный заказчик? Нет, не похож. Скорее работорговец. Вон как смотрит. Оценивает. Точно, Овчарка решила продать ее в рабство. Хотя она и так уже в неволе у Воропаева и у этой карлицы. И где сама Овчарка, эта микроскопическая ведьма? А, вон, прячется за портьерой, делает вид, что поливает цветы.
— Юлия Владимировна? — спрашивает молодой человек и оборачивается к Евгешке в поисках поддержки. Мол, она, я не ошибся?
— Проходите, Юля, проходите, — Овчарка явно перебарщивает с любезностями.
— Прохожу, прохожу. Что случилось-то?
— Дело короткое, хоть и неотложное, — спокойно произносит посетитель.
— Слушаю вас. Только быстро. Вы быстро говорите, я быстро слушаю.
Нависает пауза. Юле не терпится закончить платье, и она спрашивает:
— Татуировки?
Пауза становится тягостней.
— Боди-арт?
Молодой человек продолжает молчать, а Овчарка уже пританцовывает на месте от напряжения. Юля понять не может, зачем он на нее глазеет, а в крохотных лапках Овчарки дрожит детская леечка.
— Интимные прически? Это не ко мне.
Молчание.
— Как, еще интимнее?
Нервы у Овчарки сдают:
— Нет-нет, вы не так поняли… Я не стала бы вас беспокоить… Речь идет…
— Речь идет о вашей маме, — отчетливо произносит молодой человек.
Юля внимательно рассматривает обоих. Овчарка ринулась под занавеску, а молодой человек продолжает профессионально и неопределенно улыбаться. Юлю можно и напутать, и довести до слез. Она не любит конфликтов. Юля давно не называет маму мамой, обращаясь к ней «Лара». Но, черт возьми, она предпочитает быть единственной на этой земле, кто имеет право коллекционировать претензии к Ларисе Артемьевой. А этот стертый ишак не имеет, кем бы он ни был. Поэтому она тихо и очень внятно говорит:
— Вы не представились.
Молодой человек протягивает ей удостоверение. Юля старательно изучает его. Строчки прыгают, штамп расплывается, но главное она ухватывает: ФСБ, капитан. Удостоверение уже вновь в руках хозяина. Но Юля, спохватившись, растягивая секунды, чтобы подумать, чтобы подготовиться, снова протягивает руку:
— Простите, я не запомнила вашего имени.
Молодой человек опускает удостоверение в карман.
— Костя.
— Костя… Быстрее, Костя, у меня много работы.
Овчарка выглядывает из-за портьеры:
— Юля, дело большой деликатности…
— Ну-ну…
Костя вкрадчиво шелестит:
— Речь пойдет о вашей маме…
— Я уже поняла.
Евгения Евгеньевна, хоть и псина сторожевая, но и у нее, бывает, сдают нервы.
— Для вас ведь не секрет, что ваша мама является одним из главных акционеров нашего дома…
Юля спокойно смотрит на Овчарку. Та всплескивает маленькими ручками:
— Речь идет о многомиллионных налогах!
И Юля, лентяйка талантливая, безответственная сибаритка, собирается в комок. Что ж, у каждого своя амбразура.
— Евгения Евгеньевна, скажите, я плохо работаю?
— Юля, что вы! Вы хороший работник…
— Вы мне платите зарплату такую же, как всем остальным, согласно сетке?
— Юля!
— Нет, подождите! Когда-либо я своим поведением или отношением к любимому делу поставила себя в особое положение?
Костя начинает беспокоиться:
— Мне кажется, мы уходим от сути разговора. Ваша мать…
— А вы вообще молчите! Вот вызовете мою мать к себе в кабинет и будете задавать ей все интересующие вас вопросы. Если она, конечно, согласится прийти. А вы, Евгения Евгеньевна, послушайте меня. Моя мать десять лет назад спасла вашего вонючего кутюрье Воропаева. Она вложила в него деньги, дала ему возможность работать. То, что она акционер, — это номинально, на бумаге, и вы это прекрасно знаете. Лучше других знаете! Просто в то время так было удобнее оформить документы. Она не получила ни одного рубля прибыли от вашего модного дома и уже десять лет живет за границей. Тихо и мирно, как рантье от процентов своих иностранных фирм, — и, обернувшись к Косте, она стучит по столу: — О каких налогах вы говорите?
— Но торговый дом «Воропаев» приносит колоссальный доход…
— Вот и ищите, кому он его приносит!
Юля вскакивает и в два шага оказывается у двери. Овчарка визжит вслед:
— Артемьева!
— А почему у нас, Евгения Евгеньевна, такие гонорары маленькие, если доход такой колоссальный? — спрашивает Юля и выбегает вон.
Портреты Ларисы Артемьевой и Воропаева по-прежнему взирают на бурную событиями жизнь модного дома. Юля глядит то на один, то на второй, пытаясь уразуметь, как из недолгой и поверхностной связи этих людей могло образоваться целое дело, крупный бизнес с финансовыми последствиями. Их связь, вне всякого сомнения, изменила и ее, Юлькину, жизнь. Чем бы она сейчас занималась, если бы не гнула спину на Воропаева? Наверное, делала бы то же самое. Открыла бы салон татуировок и боди-арта, искала бы богатых заказчиков. Может быть, она и не преуспела бы во всем этом, но была бы свободной. От ощущения утраченных возможностей защемило в солнечном сплетении. Но Юля вспомнила о незаконченном платье.
