четверых молодых мужчин призовут на военную службу. Она помолилась за них и поцеловала висевший на шее медальон святой Лючии. Ей стало досадно, что она не показала медальон тому, кто подарил его ей столько лет назад. Она просто не успела это сделать.* * *
Доменика возвращалась домой босиком, неся танцевальные туфли в обеих руках и покачивая ими, как в детстве ведрами, когда она ходила за водой. С тех пор как к их дому провели трубы, по которым с гор поступала вода, те времена уже почти забылись. Ей даже нравилось ощущать гладкие, холодные булыжники под ноющими ногами. От непривычных туфель ноги ныли уже давно, но в компании Сильвио Биртолини она об этом забыла.
На лестнице их дома стоял густой аромат корицы и аниса. Она присоединилась к родителям и чете Сперанца, сидевшим на кухне.
Сперанца что-то увлеченно рассказывал, а мать стояла у плиты и помешивала томившиеся в кастрюле каштаны. Кухонный стол был накрыт чистой муслиновой скатертью. В середине стола на тарелке сверкала горка сахара. Аньезе обваливала в нем каштаны и выкладывала их на поднос остывать. Рядом отец отправлял нежные, словно припорошенные снегом орехи в жестяную банку.
– Куда вам столько? – удивилась Аньезе.
– Кто работает, тот ест, – ответил Кабрелли.
– Видишь, какой я бесполезный человек, – посетовал Сперанца, обращаясь к Доменике. – Все делают твои родители.
– Ничего, Ромео. Скоро сядешь за руль.
– Вы уже возвращаетесь в Венецию? – с досадой спросила Доменика.
– У Ромео много работы, – объяснила Аньезе. – Ему заказали монстранцию[71] для собора в Кастель-Гандольфо[72].
Кабрелли захлопнул крышку банки с каштанами. Доменика поднялась в гостевую комнату и взяла их чемодан. Она отнесла его на кухню, где родители прощались со своими друзьями. Кабрелли забрал чемодан у Доменики и спустился вниз вслед за Ромео и Аньезе.
– Попробуй, – предложила дочери Нетта.
– Я съела bombolone.
– От одного каштана вреда не будет.
– Ты только и делаешь, что меня кормишь. – Доменика откусила маслянистое, покрытое сахарной глазурью лакомство. – Мама, зачем так много банок?
– Они нам пригодятся, так что я собираюсь заполнить всю кладовку. Вокруг всякие разговоры ходят. Ты знаешь, что на палаццо Стампоне уже полно чернорубашечников?[73] Это всего в полумиле отсюда. Они все ближе и ближе.
– Может, и обойдется.
– Я молюсь об этом. Тебе тоже следует молиться. – Нетта продолжала обваливать каштаны в сахаре. – Тебя долго не было.
– Я встретила старых друзей. Ты помнишь Сильвио Биртолини?
Мать на секунду задумалась.
– Гадкий мальчишка. Дай угадаю. Кто-то его зарезал?
– Мама!
– Такова судьба мелких воришек. Начинают смолоду, дальше только хуже, и в итоге их ждет ужасный конец.
Доменика всегда восхищалась тем, что у матери отличная память, но у этого ее качества была и обратная сторона: мать так долго таила обиды, что те превращались в фантазии.
– Вообще-то он вырос и стал очень красивым.
– Смазливый воришка. Эка невидаль! В тюрьме Лукки таких в каждой камере можно найти.
– Я танцевала с ним сегодня.
– Тьфу! Он что, в Виареджо?
– Приезжал только на сегодня.
– Он прилично себя вел?
– Он обручен с хорошей девушкой. Она учительница.
– А чем он занимается?
– Он ученик огранщика.
Мать закатила глаза:
– Еще один. Бриллианты и жемчуг для церкви, а жене достается паста фаджоли[74] и наперсток домашнего вина, если повезет.
– Тише, мама. Папа услышит.
– Он это тридцать лет слышит. Бог даст, будет слышать еще столько же. Ювелирное дело выгодно для тех, кто эти украшения покупает. А не для тех, кто их делает. Мастер всегда остается в проигрыше.
– Сильвио гордится своим ремеслом.
– Отдаю ему должное, он добился большего, чем все ожидали.
– Я никогда не верила всем этим сплетням.
Мать села за стол напротив дочери:
– Доменика, что бы он в тебе ни пробудил, оставь это там, на променаде. Ты ходила в школу. Получила образование. Ты медицинская сестра. Я хочу, чтобы ты вышла замуж за врача, а не за человека, приносящего одни неприятности.
– Претуччи женат.
– Речь не о нем, конечно. За молодого доктора. Из Милана. Или Флоренции. Рим тоже подойдет. Любой город, где много врачей.
– Я могу никогда и не встретить хорошего парня. Не хочу, чтобы ты расстраивалась, если мне не повезет. Мне и так хорошо.
– Никогда в это не поверю. Ты слишком много работаешь. Иногда семь дней в неделю.
– В выходные дни люди тоже болеют.
– Пусть ждут до понедельника.
– Может быть, я слишком люблю свою работу. Она меня наполняет. Но я бы не возражала, если бы за мной ухаживал приятный мужчина. Я была бы рада.
– Ты заслуживаешь самого лучшего. Не соглашайся на il bastardo или ему подобных. Лучше быть одинокой женщиной с профессией, чем выйти замуж за мужчину ниже тебя по положению.
– Мама, о ком ты говоришь?
– Об этих карнавальных проходимцах. Они околачиваются у прилавков, выискивая хорошеньких девушек. Помнишь, что случилось с Джованной Беланкой? Такая чудесная, пела как птичка! Однажды все ее благонравие и строгая мораль разбились, как стекло, после катания на карусели. Карнавал закончился, и она сбежала с жонглером. Ее родители были убиты горем! Их прекрасную семью разрушил какой-то циркач. Я беспокоюсь о тебе. Когда речь заходит о Биртолини, ты перестаешь замечать что-либо вокруг!
– Да я о нем за столько лет и думать забыла, – солгала Доменика. Время от времени она вспоминала Сильвио, пытаясь представить, как сложилась его жизнь. Теперь она это знала, и, к сожалению, он уже принадлежал кому-то другому. – Может быть, Альдо вернется домой с принцессой, тогда твоя мечта наконец-то осуществится.
– Альдо? Хорошо, если он вообще найдет дорогу в Виареджо, какая уж там принцесса.
– Не беспокойся обо мне, мама.
– Станешь матерью, узнаешь, можно ли перестать беспокоиться.
– Мне всегда везло.
– Везению приходит конец. Как и женской красоте. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, как устроен мир. Будь внимательна.
Доменика поцеловала мать.
– Ты же не собираешься опять встречаться с Биртолини, правда?
– Он уехал в Парму. Удача, что я вообще его встретила.
– Скорее неудача. Что ж, раз он женится на ком-то другом, чего бы он нам ни пожелал, я желаю ему вдвойне.
Доменика закатила глаза:
– Мама, ты так добра.
– Я дошила тебе новое платье. Оно висит на твоей двери.
– У меня есть хорошее платье.
– А у меня только одна дочь. И на закрытие карнавала она будет одета лучше, чем Principessa[75] Боргезе. Тебе нужно выделяться из толпы.
– Как скажешь, мама.
– Я стараюсь для твоего будущего счастья. Поверь мне. Ты не выйдешь замуж, если будешь носить старые тряпки.
14
Последний вечер карнавала напоминал показ мод: женщины прогуливались по променаду в своих лучших платьях, а мужчины – в галстуках и жилетах. Публику развлекали певцы, музыканты, жонглеры и гимнасты, а у прилавков с едой можно было подкрепиться. По мере того как часы приближались к полуночи, а значит, к началу Великого поста, очереди за едой росли. С наступлением ночи торговцы снизили цены на сувениры и изделия из кожи, стараясь распродать оставшееся перед тем, как отправиться домой, на север.
Погода стояла ясная и прохладная. В синем бархатном небе висела
