я стал и слаб. Последние десять лет харчевался у сына. Кто же будет меня в объединении кормить?
— Объединение берет на себя заботу о стариках и детях, так что успокойтесь. А не захотите без дела сидеть, найдем вам работу по силам.
— Есть у нас два человека — Лувсанпэрэнлэй да старик Жаал. Оба они утверждают, что в объединении нет и быть не может никакого равенства. Одни внесут свой скот на общий кошт, а другие, у которых скота или вовсе нет, или малость какая, станут черпать из общего-то котла полной мерой, как было в тридцать втором году… Тогда всюду колхозы да коммуны создавали, а что вышло? Теперь, случаем, того же не будет?
— Нет, — твердо обещает Дооху. — Сейчас не тридцать второй год. Араты объединяются добровольно, они убедились, что кооперация — единственный верный и надежный путь к общему благосостоянию.
На четвертые сутки, завершив объезд аилов, председатель и секретарь партячейки устроили общее собрание членов нового объединения. Они съехались в долину, туда, где было намечено заложить центральную усадьбу, а пока стояли две большие юрты. С раннего утра потянулись на усадьбу конники. Легко несли всадников крепкие невысокие лошадки, степенно покачивали седоков величавые верблюды густого палевого окраса. Шум голосов, конское заливистое ржанье огласили окрестность.
Усевшись за низким столиком, стоящим в почетном месте юрты, Дооху открыл собрание. Рядом с председателем с невозмутимым лицом сидел Сурэн, с удовольствием и вместе с тем с тревогой замечая, что народ все продолжал прибывать. Скоро в юрте для тощей змеи места не останется. Договорились, что приедут представители аилов, но всем охота послушать, вот валом и валят. Протискиваясь в юрту, люди не стесняются выказывать удивление. «Неужто и впрямь такой большой начальник, как Дооху, будет председателем нового объединения?» «Чем ему плохо жилось в городе?» «Наверняка наш председатель в чем-то провинился, вот его и разжаловали — к нам послали, в этакую глушь». «Да не председателем он прислан, а представителем аймачных властей». О Сурэне говорят меньше, и это немного задевает его самолюбие. Внезапно до него доносится: «Вон тот хмурый вчера был у нас в аиле. Хорошо говорил, складно. Спиртного ему поднесли, так едва пригубил, видать, непьющий…» Сурэн не сдержал довольной улыбки — дошел и до него черед.
В юрте становилось жарко. Плыл к потолку синеватый табачный дым. К его запаху примешивался терпкий дух нюхательного табака и сырых дров, сваленных у горящего очага для просушки.
Последним в юрту ввалился Ванчиг. Расталкивая сидевших и стоявших, он прямиком направился к столу и, невзирая на недовольные возгласы, уселся почти рядом с Дооху, сделав вид, что не расслышал, как кто-то бросил ему: «Видать, наш Ванчиг здорово задницу свою уважает, вынь да подай ей лучшее место рядом с начальством».
— Давайте знакомиться, — громко и звучно произнес Дооху. Голоса сразу стихли. — Меня зовут Гомбын Дооху. Добровольно приехал, чтобы вместе с вами поставить на ноги новое объединение. А это — товарищ Сурэн, его рекомендуют секретарем партийной ячейки. Давайте поступим по всем правилам и выберем президиум.
Когда с формальностями было покончено, Дооху принялся разъяснять задачи, стоящие перед новым сельскохозяйственным кооперативом. Араты слушали, не спуская глаз с председателя, стараясь постичь простой и вместе с тем глубокий смысл его слов.
— Наше коллективное хозяйство, — говорил Дооху, — образовано не по воле одного человека, а по вашему собственному желанию, дорогие товарищи. Значит, это ваше собственное общее хозяйство. Правильно я говорю, араты?
— Правильно! Как же иначе? — понеслось со всех сторон.
— Наше объединение образовано одним из последних в стране, — продолжал председатель. — Другие коллективные хозяйства уже успели набрать силу, и это обстоятельство для нас — важный положительный фактор. Почему, спросите вы. А потому, что мы можем и будем использовать их опыт, брать из него лучшее и остерегаться повторения ошибок. Отсюда же вытекает и определенная трудность — наше объединение должно в короткий срок догнать своих старших собратьев. Для этого каждому из нас придется хорошенько потрудиться.
Председатель сделал паузу, и тут же посыпались вопросы. Видимо, последние его слова задели людей за живое.
— Как быть, если человек очень стар?
— Инвалидам дадут посильную работу?
— Как быть слепому?
Минуту или две горланили так, будто все члены объединения — старики и инвалиды. Но таких, в сущности, было немного, и Дооху, убежденный, что путь в объединение открыт для всех, серьезно ответил:
— Каждый будет делать то, что он может. Но здоровым, трудоспособным людям придется работать не покладая рук, ибо никто не должен жить за счет другого. Поймите, товарищи: мы с вами обобществляем не столько скот, сколько труд. Отсюда и ценность коллективного имущества. Никто не должен его расхищать. С расхитителями мы поведем самую суровую, непримиримую борьбу.
— Круто гайки закручиваешь, председатель, — бросил кто-то в глубине сизого полумрака.
«Придется продать весь скот до последнего ягненка», — зашептал кто-то совсем близко. Интересно, кому это понадобилось продавать? Однако выяснять это Дооху некогда: он стал рассказывать о порядке оплаты труда — каждый член объединения получит столько, сколько заработает, ни больше, ни меньше. Потом зачитал списки производственных бригад и их распределение по пастбищам. Люди не возражали — места были родные, исхоженные с детства вдоль и поперек.
— А теперь, — с особым, торжественным выражением в голосе произнес Дооху, — я хотел бы поговорить с вами о будущем нашего объединения. Центральная усадьба станет у нас со временем благоустроенным поселком. Для этого мы создадим специальную строительную бригаду, будут у нас свои плотники, столяры, штукатуры. И еще организуем земледельческую бригаду — в ваших краях народ издревле приучен понемножку сеять зерно, вот и возродим эту традицию в более широком масштабе — отведем под пашню все земли, что лежат в долине реки Халиун-Гол.
Возгласы удивления были ответом председателю. Разве освоить столько земли?
— В одиночку — никому из нас не освоить, а сообща справимся. Правильно я говорю, араты?
— Правильно, людям нужно зерно. Мучного не поешь, откуда силы возьмутся?
— Значит, будем пахать и сеять, — твердо сказал председатель.
Когда организационные вопросы были исчерпаны, дело осталось за малым — выбрать объединению название. Но тут-то и разгорелись самые жаркие споры, пока Дооху не внес свое предложение: пусть название даст самый старый и уважаемый всеми арат. Таким оказался столетний старец Амба. Несмотря на преклонный возраст, это был живой, энергичный человек с белыми, как снег, усами. Все, что касалось объединения, очень интересовало его, и он не поленился приехать на собрание, хотя путь был неблизкий.
Когда назвали его имя, старик тотчас же поднялся на ноги. Он был явно польщен.
— Дети мои, вы оказали мне немалую честь. Но тут дело тонкое, речь ведь идет
