выясняли отношения. Дооху переступил порог и увидел, что хозяева не просто бранятся, но перешли уже к боевым действиям. Глава семейства бегал вокруг очага, стараясь увернуться от преследований своей достойной половины, пытавшейся дотянуться до мужа кочергой. Черное пятно сажи у плеча на его желтом шелковом дэле красноречиво говорило о том, что агрессивные поползновения женщины были небезуспешны.
Появление гостя хозяева обнаружили только тогда, когда он громко и настойчиво повторил свое приветствие. Как ни в чем не бывало супружеская чета дружно уселась у очага, пригласив вошедшего последовать их примеру.
— Не удивляйтесь, уважаемый, — сказала женщина, вытирая вспотевшее лицо и с трудом переводя дух. — У нас тут свои неприятности. Нам скрывать нечего.
— Что случилось-то? — участливо спросил Дооху, довольный, что в юрте воцарился мир.
— Знаете ли, в прошлом году сын у нас был осужден по одному пустяковому делу. Но ведь не век же парню в колонии сидеть, глядишь, скоро выпустят. Ну, я и берегла для него несколько голов скота… чтобы было ему, как вернется, с чего жизнь начать. А мой Цамба, — тут рука ее опять потянулась к кочерге, а названный Цамбой благоразумно отодвинулся поближе к двери, — от большого-то ума возьми да и вступи в объединение. Вот беда!..
— Что же тут худого? — удивился Дооху. В тепло руки и лицо у него стали отогреваться, и он с наслаждением расстегнул ворот, чтобы прогнать последние остатки холода.
— А что хорошего? — удивилась хозяйка, высоко поднимая редкие брови. — Он же и тот скот, что я для сына берегла, в общее хозяйство отдал. Вернется сынок — объединение назад скота ему не отдаст.
— Утихомирилась бы ты, Дэжид, — робко вставил Цамба, опасливо покосившись в сторону супруги.
— Вы добровольно вступили в объединение? — спросил председатель. — Что побудило вас это сделать?
— Ну да, ясно, что добровольно, когда иного выхода у нас не было, — забормотал Цамба. — Все вокруг вступили в объединение, рабочие руки взять неоткуда, а за скотом смотреть надо. У нас его было много, не пропадать же добру, вот и пришлось вступить… Вступили, как в полынью бросились.
— Снявши голову по волосам не плачут, — неожиданно запела Дэжид ту же песню. — А что бы мы делали, если во всей округе некого нанять овец пасти?
Она налила гостю чаю, предложила еду. Дооху наскоро выпил и засобирался дальше: ему все было ясно с этим семейством. Цамба вовсе не был таким недотепой, которым пыталась его выставить жена: когда в большом хозяйстве богача перестало хватать рабочих рук, он вступил в объединение, обобществив половину скота, а с другой половины ему, как члену объединения, государство скостило все налоги. Разве не выгодно? Но как же это проглядел Цамба, что часть лучшего их скота, который Дэжид мечтала передать сыну, попала в общественное стадо? Опростоволосился, бедняга! Супруга долго не даст ему забыть об этом.
Дооху распрощался с хозяевами и, сделав несколько коротких заметок в блокноте, направился к их соседям, Это было семейство торговца Ванчига. Хозяин аила с головой ушел в сборы — намеревался вскорости отбыть в аймачный центр.
— Вы, верно, только что из города? — словно невзначай поинтересовался он у гостя.
— Угадали, — ответил Дооху, замечая, как вдруг оживился хозяин. Ванчиг принял председателя за простого путника, поскольку, рассудил он, должностные лица в одиночку по незнакомым краям не шастают, а потому пустился на откровенность. Правда, он сперва поинтересовался, по каким делам занесло гостя в их края, но что-то насторожило Дооху, и он ответил уклончиво, что следует, дескать, по своим делам. Этого оказалось достаточно, чтобы Ванчиг спросил:
— Какие нынче цены в аймаке на овец?
Дооху украдкой оглядел убранство юрты. Чего только там не было — и ковры, и украшения, и хорошая посуда. Наверняка, хозяин барышничает, набивает карман за чужой счет. Предположение это разозлило Дооху, и он решил схитрить.
— Овцы на рынке в аймаке нынче не в цене. Предложение превышает спрос. Знаете, теперь многие пытаются продать овец, которые должны быть переданы в объединение.
— Я же говорила тебе, что не одни мы такие умные! — сердито бросила Ванчигу жена.
— Ну а все-таки, цены-то какие стоят? — настаивал хозяин.
— Да зачем вам знать? Или вы хотите продавать?
— Хочу и имею на то полное право. Все, что положено, я сдал в общее хозяйство, а личным хозяйством волен распоряжаться по собственному усмотрению.
— Тогда мы можем с вами сговориться. Сколько у вас голов на продажу?
— Десяток, и все жирные бараны. Отдал бы по сто пятьдесят.
— Значит, всего полторы тысячи тугриков?
— Да, да, — нетерпеливо закивал Ванчиг. — Если вам дорого, могу немного уступить, оптовому покупателю.
Дооху достал свой блокнот.
— Скидки не прошу. Я, видите ли, заготовляю овец на мясо для рабочих одного завода. Назовите свое имя, я запишу и вернусь с транспортом, вывезу овец. Тогда, разумеется, и деньги получите.
— Вот и отлично, — засиял Ванчиг. — Меня найти легко, кочую в этих краях, прежде-то все больше в долине реки Сайнусны-Гол, а нынче вот к объединению прибился.
Дооху пытливо посмотрел на Ванчига. Не может ли он сказать, кто еще из членов объединения собирается скот продавать, десять баранов — не велика покупка, речь пойдет о сотнях голов. И Ванчиг охотно назвал несколько имен, которые Дооху тут же взял на карандаш.
— Всего, выходит, восемь аилов? — уточнил председатель.
— Восемь, восемь, — подтвердил хозяин.
«Значит, столько же здесь и барышников, — решил про себя Дооху. — Сейчас — восемь, постараемся, чтобы вскоре ни одного не было…»
От Ванчига председатель попал в семью Баасана. Хозяина дома не оказалось. По словам его супруги, он во главе бригады заготовителей топлива отправился в горы.
— Как вам нравится в объединении? — спросил Дооху хозяйку. Цанжид охотно ответила, что нравится. До прошлого года ей приходилось трудненько — муж каждую зиму в аймаке работу себе находил, а она с детьми надрывалась в хозяйстве. Теперь Баасан, похоже, остепенился, живет с семьей. В объединении муж и жена оба чабанят, работа вполне посильная, так что и детям тоже легче приходится.
Тут появился старый Сонго. Он уставился на гостя с любопытством.
— Из аймака?
— Оттуда.
— Скажи, сынок, чего нам ждать от этого объединения? К чему мы придем?
— Оно превратится в крупное хозяйство, а жизнь у всех членов объединения будет счастливой. Обеспеченность, уверенность в завтрашнем дне — вот что оно принесет людям.
— А что оно сможет дать, объединение-то? И сколько? — не унимается Сонго.
Дооху охотно поясняет:
— Кто сколько заработает, тот столько и получит. Кто не работает, тот не ест. Понятно, дедушка?
Сонго сразу скисает.
— Плохи, выходит, мои дела, сынок.
— Почему же? — удивляется председатель.
— Стар
