У крыльца стоял знакомый жеребец белой масти. С седла на Абиту изумленно взирал Уоллес Уильямс.
– Проснись.
– Не желаю.
– Они здесь. Ты должен убить их.
– Я мертв.
– Принюхайся. Чуешь их?
Токи крови в их жилах зверь чуял, да еще как. Люди. Двое.
– Ты должен убить их, Отец.
– «Отец»?
– Ты позабыл свое имя?
Зверь напряг память, стараясь припомнить хоть что-нибудь, однако все вокруг укрывала тьма. Вдруг тьма встрепенулась, зашевелилась, отрастила лапки – множество тоненьких, колких, когтистых лапок.
– Нет! – прошипел он, видя, что тьма жива, что это вовсе не тьма, а множество, великое множество черных пауков, облепивших его сверху донизу.
Попытавшись смахнуть их, он обнаружил, что не в силах пошевелиться, намертво спутанный клейкими нитями паутины…
Едва не задохнувшись от ужаса, Отец поднял веки, сел, лихорадочно заозирался в поисках пауков, однако никаких пауков поблизости не оказалось – только опоссум, ворон и рыба. Все трое в испуге таращились на него.
– Все в порядке, Отец, все в порядке. Тебе просто кошмар привиделся.
Отец молча смерил их взглядом.
– Ты нас не узнаешь?
Голова Отца откликнулась тупой, ноющей болью.
– Вы… Лес… Небо… и Ручей.
Троица диких облегченно вздохнула.
Издалека донеслись чьи-то вопли.
– Человек рядом, – пояснил Лес.
Отец, поморщившись, прижал ладони к вискам.
– Кровь. Его кровь вмиг прогонит боль прочь.
Отец кивнул, с трудом поднялся на ноги, но едва не сомлел и ухватился за столб, что подпирал крышу хлева. Услышав голоса, он отступил во мрак, вспомнил, как становиться невидимым, и стал невидим.
Возле дома он разглядел ту самую женщину с каким-то мужчиной. Сойдя с крыльца, женщина направилась прямиком к хлеву, а на гостя почти не взглянула. От страха глаза ее округлились, как блюдца. Не сводя взгляда с дверей в хлев, она остановилась в полудюжине шагов от порога.
– Ты видел их? – спросила она мужчину. – Видел?
– Кого «их»?
– Там, Уоллес, в хлеву. Заметил ты там кого-нибудь, когда подъезжал?
Оба смотрели в сторону Отца, но ни видеть, ни слышать его не могли, так как он того не желал.
– Никого я там не заметил, – отвечал человек по имени Уоллес, спустившись с седла. – Что случилось, Абита? Объясни, будь добра.
Женщина собралась было что-то сказать, но сразу же передумала. Чувствовалось: друг другу эти двое не доверяют ни в чем.
– Что с тобой приключилось? – спросил мужчина, оглядев ее с головы до ног. – Грязна, растрепана… а это что, кровь?
Женщина по имени Абита одернула платье, убрала со лба непослушные пряди волос и утерла передником кровь со лба и щеки.
– Убей их, – прошипел Лес, пихнув Отца в бедро. – Скорее.
На жердь изгороди рядом с Отцом опустился Небо. За вороном, воспарив кверху, последовал и Ручей. Дикие тоже не желали, чтоб их увидели либо услышали люди, и потому тоже остались невидимыми.
– Чего ты ждешь? – прорычал Лес.
Однако Отец, всерьез опасаясь упасть, даже не сдвинулся места.
«Что она со мной сделала?» – думал он, изучающе глядя на женщину.
Перед глазами снова мелькнуло недавнее видение – пара теней, сцепившихся в схватке.
«Что это? Правда? Или какое-то волшебство?»
И тут по бокам от него – только уголком глаза и разглядишь – опять появилось множество пауков, тысячи пауков, поджидающих случая броситься на него, опутать клейкими тенетами, уволочь назад, в темноту. Встряхнув головой, чтоб в мыслях хоть слегка прояснилось, Отец сосредоточился на разговоре людей.
– Индейцы? – спросил мужчина. – Пекоты шалят?
«Пекоты, – подумал Отец. – Знакомое имя. Да, так называли себя одни из людей. Одно из людских племен».
Кивнув самому себе, он задумался. Может, те люди в видениях и есть пекоты?
– Нет, – отвечала женщина. – Просто… просто случайность. Упала, ударилась головой, вот и мерещится всякое. Пустяки.
Мужчина с подозрением взглянул на нее.
– Весьма тревожные новости… и, согласись, наглядный пример тому, как опасно трудиться на ферме одной.
Женщина смерила его мрачным взглядом.
– Абита, – поспешно добавил Уоллес, подняв перед собою ладони, – это опасно для всякого. Дикие земли – не место для того, чтобы жить в одиночку. Послушай, не ершись. Я вовсе не ссориться к тебе пришел.
Подойдя к ведерку, стоявшему у стены, Уоллес выудил из него что-то вроде чашки на длинном черенке, зачерпнул воды и отнес Абите.
– Выпей, прошу тебя.
Женщина, приняв чашку, выпила воду, утерла рукавом губы.
– Спасибо, – сказала она, но прозвучало это довольно-таки вымученно.
– Пойдем в дом. Там можно сесть, поговорить обстоятельно, – предложил гость.
– Я не в настроении разговаривать.
– Что ж, ладно, – кивнул Уоллес. – Тогда позволь, я хоть кресло тебе принесу? А то, поглядеть на тебя – ты будто вот-вот сомлеешь.
– Уоллес, если тебе есть, что сказать, говори, не тяни, – отрезала Абита, устремив на него выжидающий взгляд.
Уоллес шумно перевел дух.
– По зрелом размышлении я, нужно признать, мог бы найти лучший выход из положения. Для всех нас настало время нешуточных испытаний, а кто, кроме Господа, не без изъяна? Надеюсь, нам с тобой еще не поздно помириться и все начать заново.
Абита скрестила руки на груди. Похоже, его слова только насторожили ее пуще прежнего.
– Решение наших с тобой затруднений пришло мне на ум вчера вечером, когда Черити читала домашним вслух из Писания. Помнишь, как там у Екклесиаста: «Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его». Понимаешь, к чему я веду?
Женщина покачала головой.
– Все проще простого… вам с Исааком следует пожениться.
Женщина ошарашенно заморгала.
– Конечно, решение это далось мне не так уж легко. Но я…
– Я не ослышалась? Ты имеешь в виду Исаака? Исаака, собственного сына?
