другу окон, стоял портновский манекен, на котором висел полувоенный френч цвета травы, с коричневыми воротником, погонами и застежками. Работа над ним, очевидно, продолжалась, поскольку он был сшит наметочным белым стежком. Я ощупал манекен и зеленый берет, наброшенный на выпиравшую из него сверху гладкую деревянную болванку. К берету была прикреплена булавкой самодельная кокарда с эмблемой, которую я уже видел на лацкане ледеровского пиджака в кафе «Вена»: парусный корабль с увенчанной лучащимся глазом мачтой. Надев берет себе на голову, я повернулся к Ледеру.
Тот прекратил пение и сказал, что форма продовольственной армии мне очень идет.
— Мы пока что подпольная армия, — добавил он. — Но в тот день, когда мы предъявим себя народу и объявим массовый призыв в наши ряды, нам будет нужно обеспечить призывников униформой.
Затем Ледер ткнул пальцем в манекен и сообщил, что предложенный им проект униформы успешно реализуется благословенными ручками портнихи Багиры Шехтер.
Поправив стоявшую под портретом седовласого мыслителя скамейку, он предложил мне сесть, но сам по-прежнему расхаживал по комнате, время от времени выглядывал в окно и, похожий на дирижера духового оркестра, ловко крутил в пальцах тонкую, гибкую трость. Улица Давида Елина, которую я хорошо знал с тех пор, как стал ходить с отцом в синагогу, выглядела отсюда необычно: из окна ледеровской квартиры она казалась таинственной и утонченной. Через чуть запотевшие стекла виднелись старые зеленые кипарисы, отражения каменных зданий розовели на мокром асфальте. Нечто подобное я случайно увидел впоследствии на картине Альбера Марке «Набережная Конти в дождь».
Резкий хлопок разорвал воздух возле моего уха. Ледер засмеялся и сказал, что вот я опять, как это свойственно иерусалимцам, предаюсь своим грезам. Коснувшись тростью берета у меня на голове, он спросил, понял ли я значение рисунка на его кокарде. Я предположил, что это эмблема судоходной компании, на одном из кораблей которой он прибыл когда-то в Европу, и мое предположение снова заставило Ледера засмеяться. Он в очередной раз презрительно отозвался об образовании, которое я получаю в школе, и сообщил, что, если бы я читал «Фауста» Гёте, уже и сама фамилия Линкеус не показалась бы мне странной, поскольку я знал бы тогда, что так звали одного из героев греческой мифологии. Протянув руку к полке, на которой им были сложены книги и статьи, имевшие отношение к нашей будущей деятельности, Ледер снял с нее пухлый том в зеленом переплете и стряхнул с него пыль. В 1899 году, сказал главнокомандующий продовольственной армией, Йозеф Поппер выпустил это произведение, «Фантазии реалиста», не под собственным именем, а под псевдонимом, который он взял в честь Линкеуса — вдаль смотрящего кормчего на корабле аргонавтов.
— Наша эмблема — символическое выражение линкеусанской мечты.
С этими словами Ледер бережно снял берет с моей головы и вернул его на выпиравшую из манекена болванку.
— Можно надеяться, в будущем люди настолько очистятся, что у них уже не будет потребности во внешних знаках и всяческих побрякушках, однако Писание, как ты знаешь, говорит о сущем[174]. И сын Амрама[175], знавший, что великое сборище, выведенное из Египта, не может обойтись без жертвоприношений, бывших естественным делом у древних народов, точно так же знал, что его современникам необходимы внешние символы — гимны, знамена и прочая детская чепуха.
— Нам открыта истина, и мы сосредоточиваемся на сути своего дела, — продолжал Ледер. — Но можем ли мы освободить себя от того, чтобы запачкать свои руки кровью, околоплодными водами и плацентой, если это необходимо для достижения поставленной нами цели?
Данное рассуждение привело его к тому, что мы должны уже сейчас разработать устав нашей армии, модель ее организации и правила призыва в нее:
— Никто не станет спорить, что важнейшей задачей продовольственной армии является освобождение человечества от ужасов голода. Уж хотя бы здесь, где только мы двое, с этим точно никто не станет спорить. Но, с тех пор как Поппер-Линкеус скончался, многие условия изменились. Поэтому нам необходимо решить, будут ли мужчины служить в продовольственной армии по двенадцать лет, с восемнадцатилетнего до тридцатилетнего возраста. В этом случае срок службы для женщин составит семь лет. Или, может быть, нам следует принять точку зрения, которой придерживается Атлантикус во «Взгляде на будущее государство», с опорой на выглядящее весьма достоверным статистическое исследование. Его вывод состоит в том, что в наше время пятилетней службы достаточно, чтобы обеспечить необходимый уровень пропитания для всех.
Казалось, Ледер склоняется ко второй точке зрения:
— Тот, кто следит за развитием производственных процессов в последние годы, легко убеждается, что даже и пяти лет работы окажется слишком много для обеспечения всеобщего необходимого минимума. Ведь основная масса рабочей силы в цивилизованных странах занята сейчас производством предметов роскоши и оружия, не имеющих никакой ценности для человека.
4
Ледер долго еще теоретизировал на тему продолжительности службы в продовольственной армии. Он поочередно приводил аргументы в пользу каждой позиции, снимал с полки книги и зачитывал фрагменты из них, рисовал на доске графики и параболы, писал сложные математические формулы. В конце концов, перевозбудившись, он сломал кусок мела об доску, швырнул его осколки на стол и постановил, что вопрос о возрасте завершения службы в продовольственной армии остается открытым, но в вопросе о возрасте призыва в нее нет места двум мнениям: по достижении восемнадцати лет мобилизации подлежат все юноши и девушки. При этом Ледер, вопреки мнению Линкеуса, полагал, что еще прежде того для молодых людей допризывного возраста должны быть учреждены молодежные батальоны, по образцу таковых в Израиле или русского комсомола. Задачей этих формирований станет подготовка командных кадров для продовольственной армии и воспитание школьников в духе ценностей самоограничения и умения довольствоваться малым.
— Молодежь — наше будущее! — выкрикнув эти слова, Ледер неожиданно захохотал. — Ду зэст ойс пункт ви а мейделе[176].
Его палец указывал на мои красные галоши. Человек, которому он приготовил роль командующего молодежными батальонами, не должен выглядеть как девчонка, на которую мать нахлобучила кричащий кукольный наряд.
Сквозь душившие меня слезы стыда я попытался объяснить Ледеру, что носки моих единственных ботинок пришлось обрезать, потому что в них уже не помещались выросшие пальцы ног. И что, если бы я не согласился обуть эти галоши, присланные нам тетей Элкой из Южной Африки вместе с другими ношеными вещами — тетя отправляла нам такие посылки время от времени, — мать не отпустила бы меня сегодня на школьную экскурсию в «Мисс Кэри».
— «Мисс Кэри», — Ледер повторил мои слова с мечтательной интонацией в голосе. — Ты был сегодня в
