Я от неожиданности дергаюсь. Он шипит от боли. Прижимает руку к себе, обнимает ее второй рукой и качает, как младенца. Потом открывает один синий глаз, подозрительно смотрит на меня, чавкает губами и резко заваливается на пол. Челка падает ему на лицо. Из кармана со стуком выпадает телефон.
— Свинья пьяная. — Досадно бормочу себе под нос и снова тормошу его, уже не надеясь на результат.
Вот что мне теперь с ним делать? В моей семье никто никогда сильно не налегал на алкоголь. Папин максимум — два бокала коньяка, мамин — бокал вина. Я не знаю, как обращаться с человеком в таком случае. Не оставлять же его здесь? И к себе я его не потяну. Подбираю с пола телефон. Экран разбит в мелкую трещинку, но мобильник-живчик — работает. Требует «Face ID». Осторожно убираю челку с лица Соколова и подношу телефон к лицу.
Есть!
Влад растягивает губы в пьяной улыбке, и я невольно улыбаюсь вместе с ним. Он выглядит так, будто, наконец, добрался до кровати с пуховой периной, о которой долго мечтал.
Нахожу в контактах номер Бусаева. Жму на значок трубки — абонент не абонент. Ладно, попробую набрать Тимура. Он записан у Соколова как «Тим — белая голова». Гудки… снова гудки и звонок обрывается. Никитин не берет трубку. Отлично, просто супер. Родителям Соколова набрать не решаюсь. Больше я никого в его окружении не знаю.
Соколов издает громкий храп и бормочет что-то несуразное. Больше похоже на польский, чему на русский. Любопытство берет надо мной верх, и я вбиваю свой номер, чтобы посмотреть, как записана в его телефонной книге, и записана ли вообще. Если я увижу что-то вроде «Марго сиськи», то оставлю его валяться здесь.
«Кусачая Маргаритка» — значится над моим номером. Улыбаюсь и решаю позвонить в дверь нашей соседке Оксане. Нажимаю на звонок, слышится трель, следом собачий лай и легкая поступь.
— Марго, привет. — Улыбается Оксана, распахнув дверь, на руках держит агукающего Мишку. Он тоже лыбится беззубым ртом, весь в мать, и тянет ко мне пухленькую ручку.
— Привет, Оксанка, выручайте. Нужна Лешина помощь. Он дома? — Мысленно скрещиваю пальцы, чтобы он не ушел на ночную смену.
— Сейчас позову, а что такое?
— Да вот, — делаю маленький шажок в сторону, открывая вид на храпящего Соколова. Он прикрылся согнутым локтем от яркой лампочки и откинул одну ногу в черном кроссовке в сторону.
— Ой, а кто это у нас тут такой хорошенький? — Ржет Оксанка. Таким тоном она обычно разговаривает с Мишей. — Что, Маргарита, отказала парню, а он приполз? Мой Лешка такой же был. Ле-е-еш! — Кричит она вглубь квартиры. — Мишка с интересом рассматривает Влада, засунув кулак в рот.
— Да, нет. Это парень моей подруги. Бывший. Неважно. Только маме не проболтайся, ладно?
Оксана жестом застегивает себе рот и делает большие глаза. В проеме появляется Леша, смотрит сначала на Соколова, потом на меня.
— Что, довела парня?
Вот уж точно «муж и жена — одна сатана».
— Помоги, пожалуйста, я одна этого кабана вниз не дотащу.
— Я тебе больше скажу: я его тоже один не дотащу, придется тебе помогать. Ты где его нашла? Поменьше не было? — Он снимает с крючка ветровку и обувается.
«Я не искала. Сам пристал на мою головушку», — думаю про себя.
Оксанка наблюдает, как мы с Лешей пыхтим, пытаясь поставить Соколова на ноги. Он в дрова. Ноги мягкие, как у тряпичной куклы. Леша закидывает его руку себе на плечо. Соколов мычит и повисает на нем бездыханным мешком.
— Придерживай его по бокам. — Кряхтит Леша и осторожно двигается к лифту.
Я тычу в кнопку первого этажа и держу Влада обеими руками за талию. Толстовка задирается, и я случайно касаюсь его оголенной кожи. Она сухая и гладкая на ощупь. Упругие боковые мышцы. На светлой коже хорошо видно несколько вздутых вен, уходящих под пояс джинс. Одергиваю руки. Подтягиваю толстовку пониже и берусь уже за мягкий хлопок. Как только мы выходим из подъезда, Влада начинает тошнить.
— Твою мать, Марго! Твой мачо мне на кроссовки попал.
— Прости, Леш. Я вам маминых пирожков в качестве извинений принесу.
Леша обожает мамины пирожки, поэтому замолкает и рассерженно сопит. Мы с трудом сажаем Соколова на лавку. Он моргает и вытирает рот рукавом толстовки. Видно, что ему очень хреново. Мне почему-то становится его жаль. Поддавшись порыву, я прошу Лешу побыть с ним, а сама бегу наверх. Беру телефон и кошелек. Убираю салат в холодильник и пишу родителям записку, что решила поехать к Тасе. Это беспроигрышный вариант: во-первых, вряд ли они будут проверять. Слишком привыкли, что мы с девчонками проводим очень много времени вместе. А, во-вторых, я могу поздно вернуться от девчонок или остаться у них ночевать.
Не могу бросить Соколова. Если отправлю его одного на такси — изведусь. Осталось узнать, где он живет. Закрываю квартиру и спускаюсь вниз.
— Я его тачку вон туда поставил. Машина — зверь. — Леша показывает рукой в направлении спортивной машины и отдает мне ключи. — Если бы тетя Маша увидела, как он на ее клумбе припарковался — кастрировала бы твоего мальчика. Как он вообще в таком состоянии сюда доехал?
Он не мой.
— Соколов. — Хлопаю его по колючей щеке. — Ты где живешь? Адрес свой называй. — Трясу его за плечо.
Влад открывает глаза и выдает матерную тираду, затем смотрит мне в глаза и бормочет:
— Ты такая красивая… — Перехватывает мою руку и целует пальцы, а потом громко икает.
— Марго, да ты роковуха. — Потешается Леша, поднимает голову вверх и посылает высунувшейся в окно Оксане воздушный поцелуй.
— Да вы в телефоне у него адрес посмотрите. — Говорит она громким шепотом на всю округу.
С горем пополам добыв адрес, мы садимся в машину. Вернее, я сажусь, а Леша грузит тело Соколова рядом со мной. Водитель подозрительно смотрит на нас и спрашивает:
— А парень мне салон не заблюет?
— Надеюсь, нет. — Читаю адрес с экрана телефона. — Спасибо, Леш. С меня пирожки. — Выглядываю из-за Соколова. — Леша салютует мне пальцами, приложенными ко лбу, и захлопывает дверь.
Я прошу водителя открыть окно. Пахнет вечерним городом: бензином, зеленью и почему-то сахаром. Думаю о Маринке. Как я и думала: жена папиного университетского приятеля занимается ее проблемой. Осталось только уговорить Марину хотя бы на первый прием.
Водитель мне, к счастью, попался спокойный и неболтливый. Машину не дергает, не гонит. По радио начинает играть песня. В этот момент мирно дремавший Соколов распахивает глаза и начинает фальшиво подпевать:
