class="p1">— Но я тысячу раз обрывал провода-а-а. Сам себе кричал: «Ухожу навсегда-а-а» (прим. — В.Меладзе «Салют, Вера!») — Он пьяно улыбается мне, потом водителю в зеркало заднего вида и размахивает указательными пальцами в такт.
— Ему, похоже, нравится.
— Ага, не то слово.
Дорога свободная, поэтому мы быстро доезжаем до места назначения под аккомпанемент Соколова. Без зазрения совести беру нужную сумму из кошелька Влада и прошу водителя помочь донести его до квартиры.
Когда я, наконец, заваливаюсь с Соколовым в прихожую, с меня сходит сто потов. Спину ломит. Зараза стокилограммовая. Нужно довести его до дивана, поставить тазик и валить. Стягиваю с него в темноте кроссовки и чувствую горячую ладонь на спине.
— Марго, побудь со мной. — Бормочет Влад.
18
Поднимаю голову, но ничего не вижу в темноте, даже очертаний. Слышу только его тяжелое дыхание, как будто каждое слово ему дается с трудом. Каждый вдох-выдох бьет по моим нервам. Я раньше никогда не была дома у парня. Вот так, чтобы поздним вечером один на один, не считая Олега, конечно. Как я уже говорила, наше совместное пребывание на одной территории было вынужденным. И поедание конфет в двенадцать лет под «Один дома» (прим. — американская, новогодняя комедия 1990 года) не считается.
— Побудь со мной, — повторяет Влад.
Его прикосновение не имеет ничего общего с сексуальностью, это скорее просьба о помощи на невербальном уровне. Но сердце все равно делает тревожный кульбит в груди.
Что-то щелкает, и под потолком загорается несколько светильников. Влад сидит на небольшом сером пуфе. Его взгляд мутный, но с проблеском мысли. Волосы взъерошены, и мне почему-то хочется их пригладить. На вид они жесткие и непослушные, как и их обладатель.
Вот зачем так нажираться? Самостоятельно создавать себе плохое самочувствие в то время, как другие люди мечтают о хорошем здоровье.
— Посиди, я тебе воды принесу. — Поднимаюсь и прохожу вглубь квартиры.
Шарю руками по стене и нахожу какой-то навороченный выключатель. Наугад щелкаю одной из кнопок. Сначала загорается тусклый свет, а потом интенсивность нарастает и передо мной открывается вид на «берлогу» Соколова.
Осматриваю огромную кухонную зону, совмещенную с гостиной. Дальше коридор и еще несколько дверей. Здесь навскидку квадратов двести. Это сколько же надо утром потратить времени, чтобы дойти из одного конца квартиры в другой? Он что, здесь на самокате ездит? Все дорого, минималистично и жутко уныло. Как будто квартира лишена души: ни милых сердцу вещиц, ни фотографий, ни уютных подушек на диване. Ощущение, будто находишься в холодном аквариуме: я бы здесь с ума сошла. Хороши, на мой взгляд, лишь панорамные окна. Я вижу в них огни города и свое немного расплывчатое отражение: серые спортивные штаны и розовую, широкую толстовку.
Обхожу кухонный остров и начинаю искать стаканы по шкафам. Открываю по очереди глянцевые дверцы и вижу то ряд бутылок вина, то блестящие приборы, то кучу консервированных оливок и ананасов. Большая часть посуды новая, ни разу не использованная. На некоторых сковородах все еще приклеена этикетка. Спустя какое-то время безуспешных поисков я решаю просто достать бутылку воды из холодильника. Не плохо еще было бы дать Соколову какую-нибудь таблетку или уголь в крайнем случае, но боюсь, аптечку мне здесь не найти. Она, скорее всего, находится в ванной.
Возвращаюсь в холл — Влада нет, но из-за боковой двери слышится шум воды. Сажусь на пуф и принимаюсь ждать. Телефон Влада рядом со мной загорается и ерзает по бархатной оббивке — звонит Бусаев. Теперь уже не нужно, спасибо. Соколов оклемается и сам с ним поговорит.
Шум воды сникает, но Влада как-то подозрительно долго нет. Я начинаю переживать: как бы глупую башку себе не разбил. Словно в подтверждение моим словам, слышится грохот, как будто свалилась какая-то полка со всем содержимым. Подхожу к двери и осторожно стучусь.
— Соколов, ты там нос себе не расквасил?
В ответ тишина. Стучусь снова.
— Соколов?
— Заходи.
Осторожно приоткрываю дверь. Похоже на гостевую уборную: подвесной туалет, душевая кабина с матовыми стеклами, зеркальный шкафчик, стопка белых полотенец. Соколов действительно свалил металлический, черный бокс с разными флаконами.
Он стоит по пояс голый, вполоборота ко мне, и сушит волосы полотенцем. Сколько бы я не храбрилась, а мое неискушенное сердце екает. Широкая, гладкая спина, проработанные мышцы пресса, крепкие руки — чистая эстетика. Чтобы сбросить с себя наваждение, присаживаюсь и принимаюсь собирать флаконы с шампунями.
— Ты как? — Спрашиваю, не глядя на него.
— Ничего, почти оклемался. — Отвечает он хрипло. — Марго, да брось ты их. — К нему почти вернулась нормальная артикуляция, надо же.
Определяю бокс на широкий подоконник, рядом со стопкой чистых полотенец и поворачиваюсь. Я не ожидала, что Влад подошел так близко. Стоял за спиной почти вплотную. Упираюсь глазами в его грудь и не знаю, куда себя деть. Мой взгляд мечется и цепляет то вены на его предплечьях, то темно-розовые соски, то бьющуюся жилку на шее. От него пахнет чем-то мятным, похоже на пасту или ополаскиватель. Он молчит, и это напрягает. Боюсь, но поднимаю глаза. Влад все это время смотрел на меня: я тут же встречаюсь с ним глазами. В его взгляде все еще гуляет туман. Они такие синие, просто мистика какая-то. Ну, не бывает в природе таких глаз. Его кадык дергается. Он опускает ладони мне на плечи и медленно наклоняется к моему лицу. Очень медленно.
Хватаюсь за его плечо: то ли тяну к себе, то ли отталкиваю. Его резко ведет в сторону.
— Влад, тебе нужно прилечь. — Тихо говорю я и закидываю его руку себе на плечо, как это делал Леша.
Мы аккуратно бредем через холл к большому дивану. Влад периодически спотыкается и, достигнув заветной цели, заваливается, издав стон облегчения. Да, переоценила я его состояние. Возвращаюсь в холл за минералкой. Откручиваю на ходу крышку и протягиваю ему.
— Пей.
Он морщится.
— Давай-давай.
Соколов приподнимается и жадно начинает хлебать воду из бутылки. Ставит ее на стеклянный столик и снова ложится. Вижу на его предплечьях мурашки и иду на поиски пледа или одеяла. Толкаю первую дверь — комната пустая, не считая коробок, поставленных друг на друга. Недавно переехал и не успел разобрать все вещи? Может быть, поэтому его квартира выглядит неуютно? Подхожу ближе к коробкам. На верхней черным маркером написано «Геля». Из нее торчит тоненькая книга в голубой обложке. Тяну ее за корешок. «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» — значится на обложке (прим. — повесть-притча Ричарда Баха). Примерно на середине книги есть
