в ее положительном ответе и согласии на предложенную встречу.
Едва дверь за ним закрылась, Судзуки подскочила к ней и воодушевленно спросила:
— Это был брачный посредник Накадзима-сан? Он предлагает вам жениха, Тёо-Тёо-сан?
— Да, действительно, — ответила госпожа. — Но мне не интересно! Купец, которого он мне предлагает, Судзуки, старше меня на тридцать лет. Он вдовец, более того, у него четверо взрослых детей!
Она подняла руку, когда Судзуки открыла рот, чтобы возразить против ее поспешного решения.
— Знаю, знаю… Выбор у меня невелик. Из-за моей бурной жизни в прошлом вряд ли много женихов постучит ко мне в дверь, но, честно говоря, Судзуки, я не желаю снова выходить замуж и предпочитаю жить одна.
— Как же вы будете жить одна в старости, Тёо-Тёо-сан? — настаивала Судзуки.
— Человек, который на тридцать лет меня старше, вряд ли будет рядом, когда я состарюсь, поэтому я останусь одна в любом случае, после того как много лет должна буду за ним ухаживать! Ему нужна молодая жена, чтобы заботиться о нем и похоронить его, как ты не понимаешь, Судзуки?
Судзуки попыталась понять, но ее все равно грызло беспокойство: она видела, что работа в миссионерской школе не приносит хозяйке того удовлетворения, на которое та рассчитывала, и она недовольна жизнью. Тёо-Тёо-сан сама призналась в этом через три месяца после того, как приступила к работе.
— Эти девочки ходят в школу, потому что их туда согнали, — жаловалась Тёо-Тёо. — У них нет желания учиться, жажды узнавать, как у моих учениц-гейш. Я словно силой окунаю голову лошади в реку, чтобы заставить ее пить, тогда как гейши из Маруямы впитывали знания с особой жадностью.
Каждый день Тёо-Тёо ходила в школу все более долгим маршрутом, чтобы пройтись мимо порта, а иногда даже останавливалась там ненадолго и сидела, глядя на корабли и на море.
Когда-нибудь один такой корабль привезет к ней в Нагасаки Дзинсэя, ее утраченное дитя. До того дня она должна и дальше улучшать свое положение, чтобы Дзинсэй мог ею гордиться, а еще она должна регулярно заходить в порт и ждать его.
Тёо-Тёо смотрела на толпы моряков и других иностранцев, сходивших с пришвартованных в порту кораблей, и во время этих долгих одиноких прогулок у нее возникла смелая идея.
Она вспомнила о своей жизни с Пинкертоном, о том, как кривился он от безвкусной японской еды, которой она пыталась его кормить. Особое отвращение вызывали у него сырая рыба и натто, забродившие соевые бобы, которые так любят японцы.
— Боже, убери от меня эту дрянь, — говорил он. — Давай приготовим настоящую еду! Например, стейк. Это еда для птиц, а не для людей из плоти и крови!
Однажды, отчаявшись, Пинкертон повел ее на рынок, где купил кроваво-красного мяса, которое научил ее резать на куски, называвшиеся стейки, и мариновать в соевом соусе с чесноком.
У Тёо-Тёо в свою очередь вызвало отвращение сырое красное мясо, которое ей пришлось держать в руках, но, чтобы порадовать мужа, она научилась готовить то, что он называл «старой доброй американской едой»: говяжьи стейки с жареной картошкой и овощами.
Пинкертон ел стейки полусырыми и, видя выражение лица Тёо-Тёо, говорил оправдывающимся тоном:
— Вы, японцы, сами едите сырые продукты, всяких там моллюсков, кальмаров, рыбу, так почему нам нельзя?
Теперь, когда Тёо-Тёо смотрела на американских моряков, блуждающих по улицам и растерянно смотрящих на незнакомую японскую еду в витринах ресторанчиков вокруг порта, ей вспоминалась неприязнь Пинкертона к традиционной японской кухне. Сколько этих молодых людей тосковало по старой доброй американской стряпне, и нетрудно догадаться, как бы они отреагировали, если бы кто-то открыл такой ресторан!
В тот день, набравшись смелости, Тёо-Тёо спросила миссис Синклер, можно ли ей позаимствовать кулинарную книгу с американскими рецептами, которую она видела на полке в ее тесном захламленном кабинете.
— Раз уж я преподаю английский, мне хотелось бы побольше узнать об американской еде, — объяснила она.
Всегда кипучая миссис Синклер счастлива была поделиться знаниями о кухне своей родины со всяким, кому это интересно, и отдала потрепанную книгу Тёо-Тёо.
Тем вечером Тёо-Тёо показала книгу Судзуки и перевела служанке рецепты. В основном там были говяжьи стейки, которые ее учил готовить Пинкертон, вместе с неизменной картошкой и пестрым гарниром из вареных овощей.
— Смотри, — сказала она, — как много здесь всяких рецептов, даже есть сладкие блюда, например, американский домашний яблочный пай! Мы научимся готовить их все, один за другим. Что ты скажешь, Судзуки, если я захочу сделать то, о чем постоянно твердил Пинкертон, — открыть американский ресторан в Нагасаки?
Она засмеялась при виде того, как у служанки упала челюсть, а Судзуки простонала:
— Но где вы возьмете денег, чтобы открыть такой ресторан?
— Я все продумала, есть человек, которого можно попросить о ссуде, — ответила Тёо-Тёо. — Давай завтра сходим посмотреть местечко, которое, как мне кажется, для начала сгодится. Представляешь, сколько тоскующих по родине моряков мечтают о старой доброй американской пище и яблочных пирогах, какие пекла им мама? Я хочу открыть свое дело и добиться успеха, чтобы Дзинсэй мог гордиться матерью, — продолжала она мечтательным голосом.
Глаза Судзуки наполнились слезами, когда хозяйка подошла к игрушечной лошадке и стала качать ее, будто в седле сидел ребенок.
— Быстрее… быстрее… Я хочу быстрее, — зазвучал в комнате голос маленького мальчика, и Судзуки поняла, что Тёо-Тёо пытается честолюбивыми замыслами заполнить пустоту в сердце.
Она мягко остановила качалку и сказала:
— Да, Тёо-Тёо-сан, давайте завтра сходим и посмотрим на это ваше местечко. Кто знает, может, наш маленький ресторан будет пользоваться спросом и мы разбогатеем!
Смеясь, они стали готовиться ко сну, воодушевленные мыслями о возможном открытии американского ресторана. Неожиданно в жизни снова появился смысл!
Но когда смех замер и Тёо-Тёо легла в постель со всегдашней тенью на лице и на сердце, она призналась себе в том, почему на самом деле не хочет принять брачное предложение Накадзимы. «Глубоко в моем предательском сердце все еще живет надежда, что однажды Пинкертон вернется ко мне с нашим сыном и мы снова будем семьей», — подумала она.
Иногда, когда до нее доходили новости о прибывающем корабле, Тёо-Тёо шла в порт, чтобы посмотреть на спускающихся по трапу пассажиров, в надежде увидеть высокого американца с чемоданами в руках и маленьким мальчиком…
Но после того как последний пассажир спускался, покачиваясь, а Пинкертон с Дзинсэем так и не появлялись, Тёо-Тёо печально отворачивалась и медленно шла домой, где ее ждала очередная ночь надежд… Это почти вошло у нее в обычай.
ГЛАВА 18
На следующей
