Не держит повторяемое слово,
Похожая на жизнь мою, что снова
Ткет свой сюжет, привычный и постылый,
А может (мнится мне), душа в секрете
Хранит до срока свой удел бессмертный,
Но твердо знает, что ее безмерный
И прочный круг объемлет все на свете?
Вне строк и вне трудов стоит за гранью
Неисчерпаемое мирозданье.
Конунг Хенгист
ЭПИТАФИЯ НА МОГИЛЕ КОРОЛЯ
Под камнем сим лежит тело Хенгиста,
что основал на этих островах
первое царство потомков Одина
и голод орлов утолил.
РЕЧЬ КОРОЛЯ
Не знаю, какие руны начертит на камне железо,
но вот мое слово:
Под небом я звался Хенгист-наемник.
Силу свою и отвагу я продавал королям
западных земель, что окаймляют
море, которого имя
Воин, Вооруженный Копьем,
но сила с отвагой не терпят,
когда их мужи продают,
и, уничтожив на Севере
врагов короля британского,
его я лишил престола и жизни.
Я горд королевством, добытым мечом,
здесь долгое лето,
есть реки для весел и есть реки для сетей
и много земли для плуга,
и бриттов, чтобы работать на ней,
и каменных городов, что мы предадим
запустению,
ибо их населяют мертвецы.
Я знаю, что за моей спиной
меня предателем кличут британцы,
но я был верен своей отваге,
я не доверял свою судьбу чужакам
и ни один воин меня не предал.
Фрагмент
Меч,
железный меч, выкованный в холоде зари,
меч, исписанный рунами,
которых вовек ни понять, ни забыть,
балтийский меч, который будет воспет в Нортумбрии.
Меч, который поэты
сравнят со льдом и пламенем,
Меч, который один король вручит другому,
а этот король – векам,
меч, который будет верно служить
до часа, что уже назначен Судьбой,
меч, который озарит битву.
Меч для руки,
что будет править славной битвой, кружевом войск,
меч для руки,
что обагрит клыки волка
и безжалостный клюв ворона,
меч для руки,
что будет щедра на красное золото,
меч для руки,
что убьет змею на ее златом ложе,
меч для руки,
что обретет царство и потеряет царство,
меч для руки,
что вырубит чащу копий.
Меч для руки Беовульфа.
Клинку в Йорк-Минстере
В нем чудится земное продолженье
Мужчины, что теперь – лишь горстка праха.
Воитель с тем мечом, не зная страха,
Шагал на смерть и принял пораженье,
Но смерть попрал и так пришел к победе:
Вот он, литой норвежец белотелый,
Рожденный для геройского удела, —
Клинок – его подобье и наследье.
Над смертью и чужбиной торжествуя,
Он снова сталь сжимает роковую,
И рядом с беспощадной тенью тою
Я тень во тьме, не видимая глазом,
Я – пепел, не рожденный стать алмазом,
И вправду живо только прожитое.
Поэту из племени саксов
Ты, телом – нынче прахом и распадом, —
Как все из нас, обременявший мир,
Ты, славу солнца видевший воочью,
Ты, живший не окостеневшим прошлым,
А вечным мигом – у последней кромки
Времен, на обморочной крутизне,
Ты, услыхавший в монастырской келье
Трубящий глас эпических боев,
Ты, к слову ткавший слово,
Ты, славя Брунанбургское сраженье,
Триумф отдавший не Господней воле,
А верной стали своего вождя,
Ты, праздновавший в лютом исступленье
Позор побитых викингов, кровавый
И щедрый пир орлов и воронья,
Ты, одаривший воинскую оду
Сокровищами родовых метафор,
Ты, живший вне истории, глядясь
Через теперешнее и былое,
Сквозь кровь и пот на поле Брунанбурга
Вглубь зеркала многовековых зорь,
Ты, Англии не пожалевший жизни,
Так это имя и не услыхав, —
Теперь лишь горстка редкостных вокабул,
Которые тасует германист;
Теперь всего лишь мой далекий голос,
Бормочущий чеканные слова.
И я молю богов и времена:
Пусть прожитое скроется забвеньем
И я зовусь Никем, вослед Улиссу,
Но хоть строка переживет меня
Во мраке ночи, пестующем память,
И на заре, встающей для живых.
Снорри Стурлусон
(1179–1241)
Ты, лед и пламя стародавней саги
Потомкам передавший в наставленье,
Ты, певший о величье поколений,
Откованных из стали и отваги, —
В потемках, наливающихся схваткой,
Почувствовал, как уязвима эта
Живая плоть, в потемках без рассвета
Поняв, что ты – из робкого десятка.
Ночь над Исландией. В громах прибоя
Все злее буря. Ты застигнут дома.
Спасенья нет. Позору не забыться
Вовек. Над обескровленным тобою
Взлетает сталь, сверкнувшая знакомо,
Как – помнишь? – на любой твоей странице.
Карлу XII
Прошедший с Севера на Юг дорогой,
что Одином проложена была,
Карл, викинг степи, ты вершил дела,
достойные поэзии высокой,
любил услышать ты на поле брани
смертельный свист картечи, звон мечей,
ты наслаждался славою своей
и восхищался мощью крепкой длани.
А побежденный или победитель —
два лика Фатума, ты это знал;
лишь храбрость добродетелью считал.
Забвенья мрамор – твой удел, воитель.
Ты боле одинок, чем все пустыни;
огонь, во льдах пылавший, мертв ты ныне.
Эмануэль Сведенборг
Заметно возвышаясь над толпою,
Он брел в толпе, чужой между чужими,
И потайное ангельское имя
Шептал. И видел въявь перед собою
Все, что закрыто от земного взгляда:
Круги огня, хрустальные палаты
Всевышнего и ужасы расплаты
В постыдном смерче наслаждений Ада.
Он знал: обитель Рая и Геенны —
В душе,
