как они вошли, и сказал им про завтра.
Папа сразу сходил за тётей.
Мама включила утюг и стала гладить мой галстук. Потом она завернула галстук в чистое полотенце, чтоб не помять, и я положил его в портфель.
В школу я принёс галстук в портфеле.
Но в этот день меня не приняли.
Ещё с утра я подошёл к Носову.
— Ты сейчас возьмёшь галстук?
— Зачем? — удивился он.
— Чтоб завязали после торжественного обещания. Я в кино видел, как его завязывают.
Носов взял галстук. Полотенце я оставил в портфеле. В перемену Носов понёс галстук из класса, но скоро вернулся.
— Не пришла ещё пионервожатая.
Во вторую перемену он снова унёс мой галстук — и снова принёс назад.
И в третью перемену — то же самое.
— Положи его пока к себе, — сказал он.
Я снова завернул галстук в полотенце и убрал в портфель.
— Вызвали её, старшую пионервожатую, сегодня, а тебя на завтра перенесли, — объяснил Носов.
Я медленно шёл из школы, потому что снова все были на репетиции.
В двух больших термосах на тумбочке стоял мой обед. А на столе лежала новая книга в красивой обложке — «Неизданные стихи Пушкина». Лежала записка от папы: «Дорогой мой сын! Поздравляю тебя…»
Ещё лежала записка от мамы и тёти Розалии: «Любимый Сашенька, мы тебя горячо поздравляем и желаем…»
Я не стал читать, чего они мне пожелали. Сам я сейчас ничего себе не желал.
* * *
Удивительно, сколько сегодня утром людей знали о том, что меня принимают в пионеры!
— Привет, пионер! — сказал усатый швейцар в гостинице.
— Принимают? — спросила гардеробщица в гардеробе.
Даже Носов взял галстук не раздумывая.
Я сидел по-прежнему за партой один. Весь урок я переживал, ждал большой перемены.
На большой перемене в класс вошла старшая пионервожатая.
Все успели вскочить, чтобы разбежаться кто куда, но она загородила дверь.
— Носов, построй отряд на линейку.
Отряд выстроился тремя звеньями между колонок, а я стоял в стороне.
— Ребята, сегодня у вашего класса торжественный день, — начала старшая пионервожатая.
А мне захотелось вдруг улыбнуться. Может быть, потому, что это она про меня говорила, может, просто от радости, что наконец-то я вступаю.
— Саша, подойди сюда.
Я подошёл.
— Ты выучил слова торжественного обещания?
Ещё бы я их не выучил. Я их каждый день повторял по дороге в школу.
— Тогда говори за мной.
И она начала:
— Я, — сказала она.
— Я, — сказал я.
— Александр Карамзин, — сказала она.
— Карамзин, — повторил за ней я.
— Вступая в ряды…
У меня вдруг голос задрожал, так я разволновался. И колено затряслось на правой ноге, и все слова торжественного обещания забылись. Я бы сейчас сам ни одного слова не вспомнил, если бы старшая пионервожатая вдруг замолчала. И на ребят я не смотрел, и вообще ничего в этот момент я не рассматривал, но почувствовал, что стало очень тихо, что все тоже стоят не шевелясь и молча волнуются.
Потом старшая пионервожатая сама повязала мне галстук.
— А теперь, — сказала она, — встань в строй своего звена.
И я встал.
— Карамзин, — сказал мне Носов на последней перемене, — тебе новое поручение.
— С отметками?
— С отметками отменяется. Их всё равно Помещиков ставит. Хочешь пойти к октябрятам?
— Хочу.
— Вместо Коробицыной проведёшь завтра сбор «Люби и знай свой край».
— Я же сам недавно приехал.
— Это тебе первое пионерское поручение, так старшая пионервожатая сказала.
— Сбор — это ерунда на маргарине, — подошёл Помещиков. — В «Пионерском лектории» всё о сборе написано. Читал в газете?
Я не читал в газете «Пионерский лекторий», — наверно, был в это время в Америке, но ничего Помещикову не сказал.
После уроков ко мне подошла незнакомая учительница.
— Ты Саша Карамзин? Завтра ты проводишь сбор у нас в классе. Ты знаешь об этом?
— Знаю.
— Я подобрала для тебя материал. Выучишь дома по плану, а я завтра проверю.
И она дала мне пачку вырезанных из газет заметок, а ещё листок с планом.
У выхода из школы меня встретили папа, мама и тётя. И подарили мне большой букет цветов.
Все ребята шли домой и на нас оглядывались.
Шарф я нарочно надел так, чтобы виден был мой галстук.
Папа, мама и тётя проводили меня до гостиницы. По дороге я показал им вырезки о родном крае.
— А ты успеешь выучить? — испугалась мама.
— Теперь он у нас всё успеет, — сказала тётя Розалия.
После обеда я разложил вырезки по плану и выучил своё выступление.
Утром учительница встретила меня в раздевалке. Хорошо, что не пришлось искать её в учительской. Я не люблю ходить мимо учительской, — всё кажется, что учителя на тебя смотрят. Я даже опускаю голову, когда мимо прохожу.
— Выучил? — спросила учительница.
Мы пошли в конец коридора, где был запасной выход, и там она меня проверила.
— Молодец, хорошо запомнил, — похвалила она, когда я всё рассказал.
Меня отпустили на сбор с четвёртого урока, с физкультуры.
На всех партах сидели малыши со звёздочками и внимательно на меня смотрели. Один даже привстал, чтобы лучше разглядывать.
— Вместо Марины у вас будет Саша, — сказала учительница и подвела меня к столу. — Он расскажет вам про родной наш край.
— Наш край очень интересный, — начал я, — и красивый.
— Я выйду на минутку, — шепнула учительница и вышла.
— Его надо знать и… — тут я забыл слово. Мне всё напрашивалось «уважать», но я понимал, что это не то. — И помнить, — сказал я.
На первой парте сидел мальчик в очках, с виду очень умный.
— Какие книжки ты читал о родном крае? — спросил я его.
Мальчик сразу вскочил.
— Мы не читали. Мы букву фэ проходим, — сказал он.
Тут я увидел, что на средней колонке подняла руку девочка.
— Что ты хочешь? — спросил я. И девочка встала.
— А где Марина? — спросила она.
— Марина лежит в больнице. У неё вырезают гланды.
На другой колонке подняли руки сразу двое.
— Вы тоже спросить хотите?
— Почему Марины нет? — спросил один.
— Сегодня Марина будет? — спросил другой.
— Я же сказал, у Марины вырезают гланды в больнице. Чтобы не болела ангиной.
Тут поднял руку четвёртый.
— Ты тоже про Марину?
— Можно выйти? — сказал он тихим голосом.
— Нельзя, — сказал я, — садись на место.
Он сел и сразу заплакал. На парту положил руки, на руки — голову и тихо заплакал.
— Ерофеев сейчас написает, — поднялась его соседка.
— Он часто писается, — сказали из другого угла.
— Ну иди, только быстрее.
И он сразу побежал из класса.
Больше вопросы не задавали, и я стал рассказывать о родном крае.
Вдруг я
