ушла в свой класс.
— Что теперь делать? — спросил я Помещикова.
— Ничего. Всё сделаем.
И Помещиков повёл меня в пионерскую комнату.
— А мне сюда можно? — испугался я.
— Со мной можно, входи.
В пионерской комнате никого не было, но я всё равно старался ступать осторожно. Посередине стоял большой стол, покрытый красным материалом. На стенах висели портреты и фотографии в рамках. Я первый раз в жизни был в пионерской комнате, и поэтому всё внимательно разглядывал. В шкафу лежали пионерские горны, а в углу стояло большое красное знамя, расшитое золотыми нитками.
— Можно, я знамя потрогаю? — спросил я Помещикова.
— Ладно уж, трогай, — разрешил он.
И я потрогал тёплый бархат знамени.
Ещё на стене висела разноцветная карта. На ней был только один город, только одна река, только один лес и только одна пустыня.
— Контурная? — спросил я про карту Помещикова.
— Какая тебе контурная. Это наше пионерское путешествие, понял?
— Путешествие?
— Ты пришёл карты рассматривать или ведомость искать? — сказал Помещиков и оглянулся на дверь.
— Туристский поход, да?
— Лес видишь? Это старт пионерского года. Собрали утиль — значит пересекли пионерскую пустыню.
— А река?
— Реку надо переплыть. Это значит воскресник по посадке деревьев, понял? Вот твоя ведомость.
Всё это время Помещиков рылся в шкафу. В самом низу лежала огромная куча листков, и Помещиков вытащил мой листок из этой кучи. Листкам уже не хватало места на нижней полке, и они переселились выше. Мой список был самым коротким.
— У тебя звеньевая успеваемость, — сказал Помещиков. — А все ведут отрядную. Это тебе поручили, чтобы принять тебя.
— А можно мне пятёрку подставить? — испугался я. — Вдруг всё уже проверили?
— Не хочешь, не ставь, — пожал плечами Помещиков. И пошёл к двери.
Я не хотел оставаться один в пионерской комнате, быстрее взял со стола красный карандаш, написал «Четвериков — 5» и выбежал вслед за Помещиковым.
* * *
— Пошли с нами, — сказали мне Чистяков и Четвериков, — погуляем.
Сегодня как раз меня не ждали, потому что все с утра уехали репетировать новый номер, а я мог ходить по городу весь день до вечера.
Мы бродили по улицам, читали афиши, смотрели, как рыболовы удили рыбу, постояли около стройки нового моста, послушали, как грохает баба, которая забивает в реку сваи.
Потом в небольшом садике мы наткнулись на кучу желудей. И набрали их полные карманы.
Мы пошли дальше и всё искали мишени, чтобы кидать в них жёлуди.
Тут мимо нас прошла девчонка в клетчатом пальто.
— По клетчатым огонь! — крикнул Чистяков и бросил жёлудь мимо неё.
Девчонка притворилась, что не заметила этот жёлудь, и на нас не оглянулась.
— Огонь! — крикнули мы с Четвериковым. И четвериковский жёлудь попал ей в спину. А мой пролетел мимо.
— Огонь! — крикнул Чистяков. И его жёлудь попал в мусорную урну впереди девчонки.
Девчонка побежала от нас, так и не оглядываясь. Она убежала в парадную и долго оттуда не выходила.
— Ничего, выйдет, — сказал Чистяков, — подождём в подворотне.
Мы зашли в подворотню, и вдруг я увидел Мишку. Того малыша Мишку, который жил в Маринином дворе. И тут я понял, что это же её дом, её парадная и её подворотня. Я повернулся лицом к стене, чтобы Мишка меня не узнал. И вообще мне захотелось идти домой. Только неудобно было перед Чистяковым и Четвериковым: пошёл с ними гулять и вдруг уходит посреди дороги.
Наконец девчонка в клетчатом пальто вышла из парадной. А вместе с ней из парадной вышла Марина.
— Ура! — закричали Чистяков и Четвериков, выскочили на улицу и кинули в них жёлуди.
А я не кинул. Я выглянул из-за стены и сразу спрятался назад.
— Ура! — снова закричали Чистяков и Четвериков.
А я в это время снова выглянул на улицу.
И тут меня увидела Марина.
Вернее, я даже не знаю, увидела она меня или нет. Просто она оглянулась в тот момент, когда я выглядывал, и сказала:
— Дураки.
И посмотрела на меня так же равнодушно, как на Чистякова и Четверикова.
— Ура, — сказал Четвериков неуверенным голосом, но кидаться не стал.
Они пошли вслед за Мариной и за девчонкой в клетчатом пальто.
А я остался в Марининой подворотне. Я постоял там, отворачивая лицо к стене, а потом пошёл в гостиницу.
В номере было темно. Я зажёг люстру. Всё равно было темно. Я зажёг ещё торшер. Но всё равно было мне темно.
Я вышел в коридор и прошёл по нему до конца. Потом пошёл назад.
— Ищешь что-нибудь, Саша? — спросила дежурная.
Я вернулся к себе и сел читать стихи Пушкина. Но не захотелось мне их читать. Первый раз в жизни.
Потом я лежал на кровати в одежде, хотя за это мама меня ругает. Я лежал и ни о чём не думал.
* * *
Марина не пришла в школу.
«Из-за меня она не пришла, — подумал я, — обиделась и не хочет со мной сидеть».
Я пошёл на перемене к выходу — вдруг она опоздала просто. Но и в перемену она не пришла.
Весь день я просидел за партой один.
И только на последнем уроке узнал, что Марина легла в больницу вырезать гланды, чтобы меньше болеть ангиной.
В этот же день меня Носов спросил:
— Купили тебе галстук родители?
— Купили, — сказал я, хоть на самом деле ещё мы покупать не ходили.
— Завтра принеси. Завтра тебя примут.
Я шёл из школы и вдруг увидел, что прохожие странно на меня смотрят. Я тоже на себя посмотрел и увидел, что я бегу.
Так мне хотелось быстрее всё рассказать папе, маме и тёте Розалии. Я забыл даже, что у них опять репетиция нового номера и вернутся они поздно вечером.
Хорошо, что у меня был рубль и ещё четырнадцать копеек. Так что денег на галстук хватало. Только жаль, что мы не вместе его купим.
В пионерском магазине я сразу увидел галстуки. Кроме них, на витрине стояли барабаны, горны и даже знамёна и вымпелы.
— Знамёна тоже купить можно? — удивился я.
— А денег у тебя хватит? — спросила продавщица.
— У нас весь товар продаётся, — сказала другая. — А ты кто? Член совета дружины?
— Нет, меня в пионеры завтра примут.
— Так что ж ты про знамёна… Пожалуйста, выбирай галстук.
Вечером я попробовал галстук примерить перед зеркалом, но никак мне было его не завязать. Я положил его на стол и не ложился спать, ждал папу и маму.
Я так и заснул на стуле, но сразу проснулся,
