ли позже даже случайно он мог узнать на земле о результатах своей атаки от наземных войск. Они должны были оккупировать Юго-Восточную Азию и наверняка по горло были поглощены собственными проблемами. Маловероятно, что и японского лётчика интересовало, кого он сбивал, большее значение для него, полагаю, имели сами бои, в которых он добивался победы. Таким образом, я сегодня могу знать о военных, да и некоторых других обстоятельствах жизни японца больше и точнее, чем в своё время знал или мог, в силу ограниченности своей служебной осведомлённости, знать он сам. При помощи новых энергоинформационных технологий могут быть раскрыты самые глухие тайны истории.
Разумеется, я не знаю, известны ли обстоятельства гибели английского или, вероятнее, австралийского лётчика-истребителя капитана А. Йорка на его родине. Очень сложным было в 1942 году положение английских и австралийских войск в Бирме.
Анализ увиденной изнутри японского истребителя атаки свидетельствует, что так строить нападение и снайперски стрелять мог только подлинный мастер воздушного боя. Не случайно капитан Набунагэ виражил на «Хаябусе» вокруг облачной башни с небольшим снижением и не случайно использовал засветку глаз противника солнцем, атакуя «Бофайтер» в точно рассчитанной точке встречи. Атаковал чуть сверху и сбоку, где с бортов кабины «Бофайтера» защитной брони не было. Бил под остекление кабины, целясь над цилиндрами двигателя. Каждый из двух двигателей тяжелого английского истребителя был в полтора раза мощнее, чем мотор На.25 «Сакае» фирмы «Накадзима», и «Бофайтер»-«Прекрасный воин» мог летать намного быстрее лёгкой одномоторной японской машины, больше походившей на слабовато вооружённый спортивный самолёт, так что при их встрече в воздухе всё зависело от боевого искусства и опытности противоборствующих пилотов. Японские армейские лётчики устроили над Бирмой подлинное избиение и другим американским и английским истребителям типов «Буффало» и «Харрикейн». Правда, какой-то особой гордости во мне сегодня за военные подвиги душегенного предка почему-то не возникает. Так ведь и стыдиться тоже, вроде бы, не за что. Стыдно было бы за элементарное неумение, но разве «мой» японец летал и воевал плохо? Разве он плохо стрелял с упреждением, причём, на пересекающихся курсах?
Задним числом, становятся теперь понятными незаурядная «природная» зоркость моего зрения в молодости, когда при свете вечерних сумерек я тешил друзей и семью чтением газеты с пяти-шести метров, а в особенно ясные ночи мне удавалось без бинокля различать положение четырёх лун Юпитера. От японца передались «врождённое» умение ориентироваться в воздушном пространстве по странам света, автоматически определяться на местности под самолётом и «нюхом чуять» во всякий момент времени направление на аэродром базирования, даже если находишься в положении на боку или вниз головой. Значит, эти профессиональные умения лётчика-истребителя были отработаны японцем в высокой степени, а я унаследовал их в готовом виде.
Запись в матрице души увиденного мной боя оказалась действительно очень короткой, всего около пяти секунд. Но объяснила мне обо мне и моём нынешнем знакомом столько, сколько иному человеку не понять за всю жизнь. Какая нелепость! Кто может разумно, внятно ответить, на кой чёрт два великолепных летчика-истребителя, два капитана тридцати шести и тридцати двух лет от роду столкнулись даже не в Англии и не в Японии, а в небе третьей страны, к тому же, достаточно удалённой от первых двух — какой-то Бирмы на краю света?!
Я решился рассказать об увиденном моему знакомому. В наше время мы, обладатели душ двух военных лётчиков Второй мировой войны, один из которых, англичанин, погиб в марте 1942 года, а другой, сбивший его японец, через три года и четыре месяца, как я полагаю, — 1 августа 1945-го, — оба знаем теперь, что произошло при нашей роковой для капитана Йорка встрече в «тех» жизнях, и какая задача в отношениях друг с другом стоит перед нами на ныне проживаемые «эти» жизни. Вопрос в том, сумеем ли мы решить её в нынешних воплощениях наших душ.
Ничего случайного между нами, как оказалось, не было, и нет. Оба расхлёбываем результаты неверных, ошибочных действий наших предшественников по душам в прошлых жизнях. Мы можем рассориться или сразиться насмерть и в этой жизни, и тогда вынуждены будем в последующих воплощениях вновь и вновь решать задачу мирного сосуществования. Только что нам делить и не лучше ли для обоих поступить по отношению друг к другу более разумно? Мы можем сейчас решать и решить эту стоящую перед нами задачу. И дальше продолжать развитие более интересное, чем военное, то есть развитие мирное, хоть индивидуальное, хоть совместное, что в условиях Второй Мировой войны оказалось неосуществимым. Наконец, можем просто дружить. На Урале, в Англии, Японии и Бирме. Да хоть где. Выбор за нами.
Уместно было задать и самому себе вопрос: не загоняю ли я себя в пограничное состояние психики, в каком мой герой Борис каждую ночь переживал кошмары налёта на Токио, и зачем мне это надо? Только ли исследовательский интерес толкает меня на подобные действия, всех последствий которых я, естественно, предвидеть не могу? Только ли то обстоятельство, что я в моей жизни вынужденно делаю всегда сам всё то, что для меня и за меня никто сделать не удосужился? Но разве не очищаем мы ежедневно свои жилища и свои тела? Почему же тогда надо бояться и избегать очищения собственных душ? И разве загоняем мы себя в пограничное состояние психики, когда, к примеру, после освоения четырёх действий арифметики приступаем к алгебре, геометрии, тригонометрии, а потом к дифференциальному и интегральному исчислению? Что сказать тогда о людях, развивающих такой, например, «заумный» раздел высшей математики, как топология, — что они и вовсе психи? Как и астрономы? Об интересе исследователя мне вообще говорить не приходится, потому что всё, чем я занимаюсь в целях собственного духовного развития, открыто и описано до меня. А вот рассказали о своих ощущениях пока очень ещё не многие из появившихся в наше время людей с выдающимися новыми способностями.
И всё же, где, в какой части служил «мой» предшественник по душе, мой душегенный предок, японский армейский лётчик Набунагэ?
Получается, что весной 1942 года он воевал в Юго-Восточной Азии, а в район боевых действий в Бирме сравнительно недавно перелетел в составе соединения из Южного Китая. Из китайского города Чанчуня? Или из Чэнду? Что же, поскольку был он армейским лётчиком, то, понятно, служил никак не в военно-морском авиакорпусе Каноя! Почему тогда мне постоянно вспоминается этот корпус южной авиабазы Каноя? Вот, попробуй-ка разобраться в чужой службе и географии далёких стран на Юго-Востоке Азии! С возрастанием объёма информации о японском лётчике стало
