более удобные места, образовав новые селения. Здесь жил своеобразный русский этнос со своим укладом жизни, традициями и обычаями. Были и особенности в быту, с которыми приходилось считаться и учитывать. Останавливаясь на ночлег в крестьянской избе, Геблер, не дожидаясь приглашения, доставал из походного ларца свою посуду. Кержакам это нравилось — угощали обильно, ставя на стол расстегаи и пироги с рыбой, мёд и варенье из местных ягод на меду.
Два дня пути до Коробихи, сложная переправа через Бухтарму, на правый берег, где расположилась старая деревушка Верх-Бухтарминская или Печи, второе своё название получившая за выемки в обрывистом глиняном берегу.
— Маралы выгрызли, — пояснил проводник, показывая камчой на круглые лунки, напоминающие чело русской печи. — Соли им не хватает.
Естествоиспытателю всё интересно, однако что ждёт их впереди?
Ты, братец, лучше скажи, далеко ли до Белой?
— К вечеру будем, а там, глядишь, хорошо бы и до Фыкалки добраться.
Однако в Белой задержались. Геблер узнал, что Рахманов — тот самый охотник, что первым в 1763 году побывал на Горячих ключах, — жив и в полном здравии.
— Веди меня к нему, — сказал он местному сельскому старшине, — поговорить надо.
Рахманов оказался вполне бодрым стариком, несмотря на свои 90 лет.
История открытия, тут же ставшая легендой, гласила, что в тех местах Рахманов ранил марала. Преследуя его по кровавым следам, на следующий день охотник нашёл его стоящим в клубах пара горячего источника. Каково же было его удивление, когда, добыв зверя, он обнаружил, что рана его почти затянулась! Тогда Рахманов, сам страдающий ревматизмом, стал принимать ванны и через неделю почувствовал себя совершенно здоровым.
Услышав этот рассказ про себя, старик усмехнулся. Не дав Геблеру договорить до конца, он живо реагировал, проявив светлый разум и отличную память:
— Пошто, барин, несёшь околесицу! Сказки всё это. Что про марала — так верно, стрелил я его для продажи китайцам. Дюже они до них охотники и хорошие деньги за рога платят. А что зверь за один день вылечился и что я был первым — враньё. Калмаки давно знали сие место и даже почитали его святым. Знаки там для этого были ими поставлены, а более всего поразила меня деревянная хоромина. Крыша плоская, китайская, внутри оббита цветным шёлком. Стоит стол с сосудами синего и зелёного цвета, а вдоль стенки уставлены ихние божки. Я-то ничего не трогал, а слышно, наш брат, русак из Печей Мурзинцев, два года назад пожёг эту богадельню. Говорит, язычников надо искоренять. Оно, конечно, калмыки нехристи, но ведь они тоже люди, и у них своя вера. Варнак, одним словом, этот Мурзинцев.
Видя, какой интерес проявляет этот странный нерусский человек к горячим ключам, Рахманов добавил:
— Я бы, барин, тоже пошёл с вами, очинно интересно снова там побывать, да вишь, совсем немощен стал — более девяноста годков ведь мне.
Рахманов прожил очень долгую жизнь, и путешественник Воронин видел его ещё в 1843 году 102-летним старцем.
В Фыкалке жили потомки тех «мясорубов» — беглецов, что прятались по трущобам, жили в землянках, боялись друг друга и, бывало, топорами зарубали товарищей, не поделив женщин. Теперь здесь всё было спокойно и даже благопристойно, а старики, умиляясь наступившей мирной жизни, славили покойную матушку-царицу, простившую их за все грехи. Сельский староста — тот самый, что отговорил Ледебура, — как ни юлил, а пошёл в проводники. Бумага от начальства Колывано-Воскресенских заводов действовала безотказно.
Проводник предупреждал:
— Смотри, ваше благородие, дорога сия весьма тяжкая, а особливо когда от Берели зачнем подниматься в гору, — стращал он Геблера. — Сначала тайга будет непролазная, потом крутяк, камень и щебень. Пешком-то оно не слишком заметно, а лошади того и гляди, как бы не переломали ноги.
Всё так и было, как он говорил. На горе, когда чахлые лиственницы и кедры совсем поредели, проводник предложил:
— Однако, барин Фёдор Васильевич, лучше нам спешиться, так-то надёжней будет. Ненароком лошадь споткнётся, да и ей без тяжести легче ступать. Вон, гляди, как осторожно ставит ноги, щупает копытом — надёжна ли опора. А то и в трещину нога может провалиться — тогда и до беды близко. Сломает конь ногу — ему хана, а нам что тогда с вьюком делать? Не потащишь же на себе!
На спуске было ещё хуже: того и гляди конь оскользнётся, завалится, а то и всадника задавит. Здесь, на северной стороне горы, кое-где ещё лежал снег. В разрывах туч проглядывала совсем близкая Белуха. Грозный её вид пугал мужиков, они крестились, а Геблер на глаз прикидывал расстояние, всё более убеждаясь, что обязательно должен до неё дойти.
— А вон, барин, гляди, видишь озеро? Сверху-то оно всё на виду. А где озеро, слева его и арашан. Теперь-то, почитай, совсем близко. Может, повезёт, калмаки там стоят. Молока, мяса покушаем.
— В любом случае здесь будем стоять несколько дней, пока я не сделаю свою работу, — ответствовал Геблер, даже в мыслях не помышлявший изменять своему плану.
— Воля ваша, — отвечал проводник, — была бы погода и провизия для людей, и корм лошадям.
Нет, не оправдались надежды старосты и работяг, приданных экспедиции. Берег озера был пустынен. На озере плавали гагары и, похоже, не обращали внимания на людей. От построенной джунгарами деревянной кумирни остались лишь головешки на каменном фундаменте, тут же торчали шесты с развешенными конскими хвостами, а ветви ближних деревьев были украшены лоскутами и разноцветными тряпочками, стояли шалаши, сооружённые страждущими исцеления.
Нет сомнения в том, что об источниках давно знали местные жители, буддисты по вероисповеданию, ойраты, казахи, о чём свидетельствовали небольшие бассейны, обложенные каменными глыбами, а один из них обделан деревянным срубом.
Сопровождающие Геблера люди — бергалы из бывших крестьян, — довольные, что закончился трудный переход, тут же кинулись собирать дрова для костра, а Геблер, не откладывая, начал осмотр источников, по ходу производя необходимые замеры. Главное, надо было взять пробы минеральной воды, довезти её хотя бы до Зыряновска, чтобы сделать простейший анализ.
Чёрные тучи неслись низко-низко, закрывая верхушки ближних гор. Надо было спасаться от холода и моросящего дождя в поставленной рабочими палатке. Да, это был не Карлсбаден и не Карловы Вары. Но выходило солнце, и всё сияло чистой красотой, что бывает только в горах.
Геблер замерил температуру ключей, оказавшейся в пределах 30–40º, взял пробу минеральных вод и составил их описание. Первый химический анализ, сделанный в примитивных условиях в посёлке Зыряновский Рудник, показал наличие в воде углекислоты и солей натрия и магнезии. Дальнейшие исследования показали их аналогию с водами знаменитых курортов Европы, в
